Максим слушал Гая, его бесхитростные рассказы остроительстве башен противобаллистической защиты на южной границе, как по ночамлюдоеды подкрадываются к строительным площадкам и похищают воспитуемых-рабочихи сторожевых гвардейцев; как в темноте неслышными призраками нападаютбеспощадные упыри, полу-люди, полу-медведи, полу-собаки; слушал еговосторженную хвалу системе ПБЗ, которая создавалась ценой невероятных лишений впоследние годы войны, которая по сути и прекратила военные действия, защитивстрану с воздуха, которая и теперь является единственной гарантией безопасностиот агрессии с севера… А эти мерзавцы устраивают нападения на отражательныебашни, продажная сволочь, убийцы женщин и детей, купленные на грязные деньгиХонти и Пандеи, выродки, мразь хуже всякого Крысолова… Нервное лицо Гаяискажалось ненавистью. Здесь самое главное, говорил он, постукивая кулаком постолу, и поэтому я пошел в Гвардию, не на завод, не в поле, не в контору – вБоевую Гвардию, которая сейчас отвечает за все…

Максим слушал жадно, как страшную, невозможную сказку, темболее страшную и невозможную, что все это было на самом деле, что многое имногое из этого продолжало быть, а самое страшное и самое невозможное из этогомогло повториться в любую минуту. Смешно и стыдно стало ему думать особственных неурядицах, игрушечными сделались его собственные проблемы –какой-то там контакт, нуль-передатчик, тоска по дому, ломание рук…

Грузовик круто свернул в неширокую улицу с многоэтажнымикирпичными домами, и Панди сказал: «Приехали». Прохожие на тротуаре шарахнулиськ стенам, закрываясь от света фар. Грузовик остановился, над кабиной водителявыдвинулась длинная телескопическая антенна.

– Выходи! – в один голос гаркнули командиры второй итретьей секции, и гвардейцы посыпались через борта.

– Первой секции остаться на месте! – скомандовал Гай.

Вскочившие было Панди и Максим снова сели.

– На тройки разберись! – орали капралы на тротуаре. –Вторая секция, вперед! Третья секция, за мной!

Прогрохотали подкованные сапоги, восторженно взвизгнулженский голос, кто-то с верхнего этажа пронзительно завопил:

– Господа! Боевая Гвардия!…

– Да здравствует Боевая Гвардия!

– Ура! – закричали бледные люди, прижимавшиеся кстенам, чтобы не мешать. Эти прохожие словно ждали здесь гвардейцев и теперь,дождавшись, радовались им, как лучшим друзьям.

Сидевший справа от Максима кандидат Зойза, совсем ещемальчишка, длинный, тощий, с белесым пухом на щеках, ткнул Максима острымлоктем в бок и радостно подмигнул. Максим улыбнулся в ответ. Секции уже исчезлив подъездах, у дверей стояли только капралы, стояли твердо, надежно, снеподвижными лицами под беретами набекрень. Хлопнула дверь кабины, и голосротмистра Чачу прокаркал:

– Первая секция, выходи, стройся!

Максим прыжком перемахнул через борт. Когда секцияпостроилась, ротмистр движением руки остановил Гая, подбежавшего с рапортом,подошел к строю вплотную и скомандовал:

– Надеть каски!

Действительные рядовые словно ждали этой команды, акандидаты несколько замешкались. Ротмистр, нетерпеливо постукивая каблуком,дождался, пока Зойза справится с подбородочным ремнем, и скомандовал «направо»и «бегом вперед». Он сам побежал впереди, неуклюже-ловкий, сильно отмахиваяпокалеченной рукой, ведя секцию под темную арку мимо железных баков с гниющимиотбросами, во двор, узкий и мрачный, как колодец, заставленный поленницамидров, свернул под другую арку, такую же мрачную и вонючую, и остановился передоблупленной дверью под тусклой лампочкой.

– Внимание! – каркнул он. – Первая тройка и кандидатСим пойдут со мной. Остальные останутся здесь. Капрал Гаал, по свистку вторуютройку ко мне наверх, на четвертый этаж. Никого не выпускать, брать живым,стрелять только в крайнем случае. Первая тройка и кандидат Сим, за мной!

Он толкнул обшарпанную дверь и исчез. Максим, обогнав Панди,кинулся следом. За дверью оказалась крутая каменная лестница с липкимижелезными перилами, узкая и грязная, озаренная каким-то нездоровым гнойнымсветом. Ротмистр резво, через три ступеньки, бежал вверх. Максим нагнал его иувидел в его руке пистолет. Тогда Максим на бегу снял с шеи автомат, на секундуон ощутил тошноту при мысли, что сейчас, может быть, придется стрелять в людей,но отогнал эту мысль – это были не люди, это были животные, хуже усатогоКрысолова, хуже пятнистых обезьян, – и гнусная слякоть под ногами, гнойныйсвет, захарканные стены подтверждали и поддерживали это ощущение.

Второй этаж. Удушливый кухонный чад, в щели приоткрытойдвери с лохмотьями рогожи – испуганное старушечье лицо. С мявом шарахаетсяиз-под ног ополоумевшая кошка. Третий этаж. Какой-то болван оставил посерединеплощадки ведро с помоями. Ротмистр сшибает ведро, помои летят в пролет.«Массаракш…» – рычит снизу Панди. Парень и девушка, обнявшись, прижались втемном углу, лица у них испуганно-радостные. «Прочь, вниз!» – каркает на бегуротмистр. Четвертый этаж. Безобразная коричневая дверь с облезшей маслянойкраской, исцарапанная жестяная дощечка с надписью: «Гобби, зубной врач. Прием влюбое время». За дверью кто-то протяжно кричит. Ротмистр останавливается ихрипит: «Замок!» По его черному лицу катится пот. Максим не понимает.Набежавший Панди отталкивает его, приставляет дуло автомата к двери под ручкойи дает очередь. Сыплются искры, летят куски дерева, и сейчас же, словно вответ, за дверью глухо, сквозь протяжный крик, хлопают выстрелы, снова стреском летят щепки, что-то горячее, плотное с гнусным визгом проносится уМаксима над головой. Ротмистр распахивает дверь, там темно, желтые вспышкивыстрелов озаряют клубы дыма. «За мной!» – хрипит ротмистр и ныряет головойвперед навстречу вспышкам. Максим и Панди рвутся вслед за ним, дверь узкая,придавленный Панди коротко вякает. Коридор, духота, пороховой дым. Угрозаслева. Максим выбрасывает руку, ловит горячий ствол, рвет оружие от себя ивверх. Тихо, но ужасающе отчетливо хрустят чьи-то вывернутые суставы, большоемягкое тело застывает в безвольном падении. Впереди, в дыму, ротмистр каркает:«Не стрелять! Брать живьем!» Максим бросает автомат и врывается в большую освещеннуюкомнату. Здесь очень много книг и картин, и стрелять здесь не в кого. На полукорчатся двое мужчин. Один из них все время кричит, уже охрип, но все кричит. Вкресле, откинув голову, лежит в обмороке женщина – белая до прозрачности.Комната полна болью. Ротмистр стоит над кричащим человеком и озирается,засовывая пистолет в кобуру. Сильно толкнув Максима, в комнату вваливаетсяПанди, за ним гвардейцы волокут грузное тело того, кто стрелял. Кандидат Зойза,мокрый и взволнованный, без улыбки протягивает Максиму брошенный автомат.Ротмистр поворачивает к ним свое страшное черное лицо. «А где еще один?» –каркает он, и в тот же момент падает синяя портьера, с подоконника тяжелососкакивает длинный худой человек в белом запятнанном халате. Он как слепой идетна ротмистра, медленно поднимая два огромных пистолета на уровень стеклянных отболи глаз. «Ай!» – кричит Зойза…