— Девятка, «Балтика», почем? — спросил робот механическим голосом. Солнечный луч из окна попал ему на лицо, он прищурился одним глазом, а во втором, широко открытом, неподвижном, отражался солнечный зайчик.

Тёма от удивления широко раскрыл рот.

— Стеклянный глаз! — шепнула Акира. Она тоже проснулась и испуганно смотрела на необычного пассажира.

— Пятьдесят рублей! — вывела руладу продавщица.

Робот сверкнул на нее обоими глазами.

— Нет, вроде настоящий! Но страшный какой! — охнула Кира.

Продавщица подняла сумку и пошла дальше. «Как хочется мороженого», — подумал Тёма.

И тут же услышал голос Акиры:

— А какое у вас мороженое?

— Стаканчики вафельные с кремовой розой и Ленинградское, сливочное в шоколаде, — ответила продавщица.

— А почем Ленинградское? — спросила Кира.

— Ленинградское тридцать.

— С ума сойти, — сказала Акира. — Всюду по двадцать шесть.

— А наценка? — мороженщица сразу взяла высокую ноту. — В поезде — особая цена! Не хотите — не берите!

Но Кира уже достала из кармана деньги — пятьсот и сто рублей, отделила сотню.

— Два Ленинградских, пожалуйста.

Продавщица достала из своей бездонной сумки два подтаявших брикета, протянула их Кире и отсчитала сдачу — сорок рублей.

Кира аккуратно сложила деньги — четыре десятки и бумажку в пятьсот рублей, положила их назад в карман своей курточки и протянула Тёме мороженое.

— Ничего не поделаешь. За сервис надо платить!

Тёма развернул мороженое и с наслаждением принялся его лизать — пока совсем не растаяло. Он старался не думать о том, что родители никогда не разрешили бы ему есть мороженое, которое лежало в такой грязной сумке, — ну и ладно, подумаешь, зато какое оно вкусное!

Наверное, Кира думала о том же. Судя по выражению лица, немного перепачканному шоколадом, она была очень довольна жизнью.

— Видишь, что значит ЭКОНОМИЯ БЮДЖЕТА! Деньги надо тратить с умом!

Тёма не мог с этим не согласиться.

Единственное, что ему портило удовольствие, это сосед. Он как-то угрюмо посмотрел на Тёму и Киру и стал медленно подниматься.

В вагоне не было ни души.

Тёма ел мороженое и думал о том, как он будет сейчас защищать Киру.

Но Кира тоже заметила движения робота и сразу насторожилась. Она тихонько толкнула Тёму локтем в бок и показала глазами в конец вагона. Тёма кивнул.

Они взяли портфели, встали и вышли в тамбур. Кира выбросила в урну почти растаявший брикетик. Тёма продолжал лизать свой, хотя ему уже совершенно не хотелось. Но почему-то ему показалось, что если он ТОЖЕ выбросит мороженое, то Кира подумает, что он испугался.

Неестественно выпрямив спину и странно улыбаясь, механический человек приближался к тамбуру. Один его глаз был широко раскрыт, другой прищурен. Было понятно: если он нападет, нет смысла просить его о пощаде — машина жалости не знает.

Робот зашел в тамбур.

Тёма вытянул вперед руку с мороженым, защищая Киру.

А Кира вдруг сделала шаг вперед, вынула из кармана своей курточки пятьсот рублей, протянула их странному человеку и сказала небрежно:

— Позвольте угостить вас бокалом пива!

Робот схватил деньги, зыркнул глазом, рыкнул, повернулся сразу всем туловищем в противоположную сторону и умчался по вагону вслед за продавщицей.

Тёма в изнеможении прислонился к стенке. Акира спокойно взяла у него из рук остатки мороженого, выбросила их в урну, достала из кармана батистовый платочек, вытерла губы и руки, а затем протянула платочек Тёме.

— На безопасности экономить нельзя! — сказала она. — Моя мама всегда так говорит! А потом мы обязательно ВЫСЛЕДИМ ЭТОГО ПРЕСТУПНИКА! И поймаем его!

Тёма вздрогнул. А может быть, это слегка вздрогнул поезд — тормозя перед остановкой.

— «Голубые ели»! Следующая станция «Ботанический сад»! — объявили в громкоговоритель.

Тёма опомнился.

— Нам выходить!

В последнюю минуту они выскочили на перрон и какое-то время стояли не шевелясь, глядя вслед уходящему составу.

Над перроном возвышалась хорошо знакомая Тёме вывеска — «Голубые ели». Рядом стоял такой же знакомый киоск. Он был здесь всегда. Тёма очень любил этот киоск, в нем продавались интересные вещи — старые газеты и журналы, которые дачники покупали для растопки каминов и печей и которые так интересно было листать в дождливый день; всякие заколки, которые нравились девочкам; рыболовные снасти для мальчиков и еще большие ярко-красные петушки на палочке — очень вкусные и дешевые, почему-то такие были только здесь. Тёма их обожал, хотя мама их покупать не разрешала. Она была «помешана на гигиене», как говорил с укором и гордостью Тёмин папа. При мысли о родителях у Тёмы защемило внутри, но виду он не подал, тем более что Кира уже прилипла к витрине киоска и что-то высматривала.

— Видишь петушки, — сказал Тёма. — И всего по семь рублей! А в Москве ты их ни за какие деньги не купишь!

Но Кира, казалось, не слышала. Она во все глаза, не отрываясь смотрела на браслетик из стеклянных «рубинов», скотчем приклеенный с внутренней стороны к витрине киоска.

— Вот ВЕЩЬ! — выдохнула Кира.

— Эти стекляшки? — удивился Тёма. — Зачем они тебе?

— Много ты понимаешь, — свысока ответила Кира. — Натуральные камни опять в моде! И как раз к моему синему платью. У меня же концерт в музыкалке!

— Ну купи! — Тёма пожал плечами.

— Не знаю даже, — засомневалась Кира. — Я не уверена, что мы сейчас можем себе это позволить! Все-таки двадцать два рубля!

— Конечно, можем! — радостно ответил Тёма. — Ведь у нас еще осталось сорок рублей! Билет на метро у меня есть, на электричке мы ездим бесплатно, а еды у нас навалом.

— Ну, не знаю, — сказала Кира. — В общем, бери деньги и решай сам. Почему всегда я? Ты мужчина, ты и решай!

Кира протянула Тёме свернутые в рулончик четыре десятки и с безразличным видом отвернулась.

Тёма подошел к киоску и решительно сказал:

— Красный браслет, пожалуйста!

Из окошка киоска, как из скворечника, выглянул смуглый старичок. На совершенно лысой голове у него была ярко-красная тюбетейка, длинный нос казался приклеенным к сморщенному лицу, большие черные глаза внимательно уставились на Тёму.