— Выпучил глаза, тычется мордой в пластик. Но не орёт.

— Ему нравится эта переноска.

Я оборачиваюсь и смотрю на Сыщика, и он, как всегда величественный, сидит прямо и неподвижно. Его глаза опущены, но я знаю — он видит всё вокруг, и если нужно, за секунду защитит нас от злоумышленника.

— Сыщик тоже молодец, — говорю я.

— Конечно. Сыщик, ты хороший мальчик! — кричит Лена, дрейфуя вправо. Сыщик тихонько лает в ответ.

Я достаю телефон из заднего кармана и захожу на голосовую почту, которая не выдаёт ни геолокацию, ни мой анонимный номер, который заблокирован.

Сообщение первое, в пятницу (утром после того, как я украла переписку Ханиуэлла):

Грета, это Тим Котон. Позвоните мне сейчас же.

Многочисленные другие сообщения: ещё куча от Тима Котона и два от Мориса Коверкота, всё более и более суровым тоном требующие связаться с ними немедленно.

Многочисленные другие сообщения, помимо этих: от коллег, спрашивающих совета по тому или другому поводу. Даже одно от Летнего Брэда. Всё это я пролистываю.

Последнее сообщение, сегодня, в воскресенье, час назад:

Грета, привет, это Генри. Я знаю, что сейчас утро субботы и тебя не должно быть на работе, но я подумал, вдруг ты там. Я оставил тебе кучу сообщений и несколько раз писал. Теперь я очень волнуюсь. Слушай, если ты злишься на меня, не хочешь со мной разговаривать, дело твоё. Я понимаю. Но хотя бы напиши мне сообщение, что ты в порядке. Я полагаю, ты уже получила коробку, которую я тебе отправил. Может быть, это было слишком долго и теперь она тебе не нужна. Но если ты хочешь поговорить, мне есть что сказать. Надеюсь, ты всё-таки станешь слушать.

— Ух ты, — бормочу я сквозь зубы, не отрываясь от экрана.

— Что такое? — спрашивает Лена.

— Генри. Ну в смысле да, все в фирме выходят из себя и шлют мне жуткие сообщения, полные угроз, чего и следовало ожидать. Но Генри звонил час назад. Он хочет поговорить.

— Вы, моногамы, дарите сердце лишь одному человеку и живёте в постоянном страхе, тогда как любовь повсюду. Но я тебя не осуждаю, ты же знаешь. Каждому своё, Дядюшка.

Лена — полиамор. А я зациклена на Генри, и всё тут.

— Подожди, — прошу я. — Можешь дать мне ещё минуту? Я хочу прослушать одно из рабочих сообщений.

— Давай.

Я прокручиваю назад и нахожу то, которое прислал мне Летний Брэд. Тот самый Летний Брэд, с которым я ни разу не говорила и которого даже ни разу не видела с тех пор, как он показал мне документ № 10. Если честно, я думала, что его летняя стажировка подошла к концу и вряд ли кто-то всерьёз собирался высекать искры из этого камня. Но то, каким сообщение было уверенным, скорее даже не сообщение, а директива в отношении меня, тон Летнего Брэда и то, как внимательно он подбирал слова, — вот что меня насторожило. Он казался взрослее и каким-то другим, но это, вне всякого сомнения, был Брэд. Если ему не поступило предложение от «КоКо», то всё это было, мягко говоря, очень странным.

Сообщение от Летнего Брэда, пятница, полдень:

Добрый день, Грета, это Брэд Парданк. Я знаю, что вы в отпуске, я получил ваш ответ о том, что вас нет на работе. Но сегодня мой последний день в фирме. Через две недели начинается моя учёба в Гарварде. Было бы целесообразно встретиться и пообедать вместе, как вы и предлагали, в понедельник, обсудить возможности Бостона. Пожалуйста, свяжитесь со мной по домашнему номеру, он есть в списке Кембриджа. Спасибо.

Я никогда не предлагала никому из летних стажёров со мной обедать и совершенно точно не пред лагала такого Брэду. Я никогда не звонила никому из сотрудников на домашний номер, и мне никогда в жизни, вообще никогда в жизни не говорили, что со мной будет «целесообразно встретиться» после того, как я отыщу их номер в списке.

— Лена, это очень неправильно. Я думаю, они заставили летнего помощничка затащить меня на обед. Этот Брэд — тот самый парнишка, что нашёл тот самый документ. Это очень странно. Он …

— Ладно, — перебивает Лена. — Обсудим это позже. Сейчас мне надо, чтобы ты гребла. Мы приближаемся к повороту, и это трудное место.

Мы вновь начинаем с силой грести. Поворот ещё больше усложняет то, что по берегам растут плакучие ивы, и ветки, свисая в воду, цепляются за каноэ. Лена веслом расталкивает их в стороны, а я изо всех сил стараюсь, чтобы лодка поворачивалась и не кренилась. На этом изгибе течение — самое бурное, такое больше пристало реке, чем ручью, и, конечно же, в эту самую минуту вертолёт возвращается и начинает с жужжанием кружить у нас над головами. От шума, вращения и оттого, что каноэ едва не опрокидывается, Зэ Эм в переноске начинает подскакивать, а Сыщик плотно прижимается ко дну лодки. В клочьях неба над головой я вижу и сам вертолёт. Он завис там, в потустороннем мире. Не думаю, что тот, кто им управляет, нас не видел.

Но зачем он там торчит? Почему?

От тяжести тела Сыщика, распластанного по дну, и оттого, что я тоже слишком сильно заваливаюсь вправо, лодка вот-вот перевернётся. Это может уничтожить флешку в кармане моей рубашки, флешку с единственной копией переписки Ханиуэлла, которая у меня есть. Это может уничтожить айфон моей анонимной подставной компании и телефон Лены. Течение здесь быстрое, поэтому трудно будет удержать животных. И, как ни удивительно это звучит, Лена не умеет плавать.

Кусочек неба шириной в фут показывает нам, что вертолёт всё ещё парит над фермерским домом примерно в миле от него. Я надеюсь, что увидеть нас им не удастся, потому что стены, которые деревья образовали по бокам этой крутой излучины, довольно толстые. И тут до меня доходит, что я должна была сделать один звонок. Время для этого звонка имеет решающее значение.

Я кое-как наклоняюсь влево и выравниваю лодку как раз вовремя, чтобы она не упала в воду. Моё сердце подкатывает к горлу, когда мы проходим поворот и оказываемся в широком открытом потоке без навеса над головой. Если вертолёт вернётся, мы окажемся в ловушке.

— Когда мы снова будем под прикрытием деревьев?

— Через полмили. Это самая рискованная часть, — говорит Лена, — то ещё дерьмо. Поэтому я и хотела, чтобы ты скрылась во время бури. Сквозь эту серую жижу тебя