оттуда фото, на котором его отец читает «Мизери» Стивена Кинга. На красных стикерах мы записывали ключевые документы, на жёлтых — финансовую информацию, полученную из счетов-фактур, выставленных конкурентом при обнаружении, на зелёных — цитаты, которые младшие сотрудники выделили в программе по снятию показаний, и так далее. Спустя пятнадцать часов такой работы кабинет Генри выглядел как деконструированная радуга из плавающих квадратов.

Преднамеренное уничтожение информации, которую сторона должна была сохранить и предоставить, — это очень плохой поступок. И если вы подаёте ходатайство в суд и просите судью наложить на нечестную сторону санкции (см. ходатайство о наложении санкций), иногда эти санкции могут означать, что вы автоматически выиграете дело. Это подтверждает принцип, согласно которому иногда лучшее доказательство — отсутствие доказательств. И это правило может быть верным в моей борьбе с Ханиуэллом и «КоКо», потому что я почти уверена, что они заняты уничтожением цифровых следов своих преступлений. Мне просто нужно найти способ доказать этот факт в контексте доказательств, которые ещё предстоит отыскать. Или, может быть, они ничего не уничтожают, я ничего не разоблачу, и всё это бессмысленная охота, в результате которой я ничего не добьюсь, а только лишусь лицензии, буду оштрафована или даже окажусь в тюрьме.

Ставки высоки. Наша жизнь полна крайностей.

Мы с Генри сидели на полу в его кабинете, на красно-синем восточном ковре, который он постелил под своим столом и до которого стикеры не доходили разве что на фут. Фотографию отца он прислонил к стене у окна, и слово «Мизери» на корешке книги, которое можно перевести как «страдание», было полной противоположностью тому, что я чувствовала, сидя бок о бок с Генри. На улице была кромешная тьма, пол-одиннадцатого вечера.

То, как мы сидели под стикерами, казалось мне донельзя романтичным. Его длинные-предлинные ноги занимали куда больше места, чем мои далеко не такие длинные, рукава его рубашки с синим воротничком были закатаны до локтей, галстук он давно снял. По столу, заваленному всякой всячиной, были разбросаны книги о гражданском праве. Его левое колено было в дюйме от моего правого. Я повернулась, чтобы увидеть его тёмные волосы, родинки на линии подбородка, заманчивую родинку на шее, веснушки на запястье — я не знала, что спустя неделю буду их касаться. Я вдохнула его запах — почти испарившийся аромат мыла «Ирландская весна», пота и кофе. Это комбо было для меня мощным афродизиаком.

— Думаю, тогда всё, — сказал Генри, закрывая и кладя на стол чёрный маркер.

— Пятнадцать часов, — Я вздохнула, глядя в кромешную тьму снаружи. Его кабинет выходил на за днюю часть Пруденшиал, где несколько зданий ещё строились и пока не были подключены к электричеству. Глядя на плавающие разноцветные квадраты нашей макетной модели, я сняла прогрессивные очки, потёрла глаза, надела обратно. — В общем-то вышло неплохо. Хорошо, что стажёры освещали горячие темы на обзорных платформах и в показаниях. Так мы справились гораздо быстрее. Это Виктория придумала.

— Да. Она всегда права. Эй. — Он наклонился ко мне. Его прямой, как бритва, нос был в шести дюймах от моего. Его огромные карие глаза сверкали. Я сжала в руке оставшиеся жёлтые стикеры.

— Что значит — эй? — спросила я. Его глаза искали мои, и я сразу поняла, что он хочет перейти от рабочих вопросов к личным. Моё сердце забилось так сильно, что мне показалось, оно сейчас выпадет и свалится мне в руки.

— Что, если мы … что произойдет? — спросил он с улыбкой. Его голос показался мне тихим низким жужжанием. Я никогда не слышала его голоса в такой тональности. Его карие глаза, сонные и влажные, сияли белыми бликами. Как тихий океан, манящий искупаться.

— Ты имеешь в виду то, что я имею в виду?

— Да, именно это.

— Ну хорошо. — Я закрыла глаза и тяжело выдохнула. — Хорошо.

Он легонько толкнул меня плечом.

— Так что же произойдет? — сказал он, наклоняясь ближе.

— Ну, конечно, мы будем постоянно заниматься безумным сексом, — сказала я.

Он громко рассмеялся, и как раз в тот момент, когда я собиралась сказать, что, помимо этого, мы могли бы … за дверью раздался голос.

— Ого, — сказала Виктория, — а что вы тут такое делаете?

— Э-э … — Я едва не подпрыгнула. Она нависла над нами, мы так и остались сидеть.

— Что, чёрт возьми, за странный арт-проект? — поинтересовалась она, ставя на стол Генри «Ред Булл», словно там без того мало было пустых стаканчиков из-под кофе и контейнеров из-под еды навынос. — Только не говорите мне, ребята, что вы всю ночь возились с этой вашей трёхмерной шкалой, о которой болтали на прошлой неделе.

— Да? Думаешь, мы это и делали? — съязвила я, ставя под сомнение её расспросы о том, что обычно делают до поздней ночи нормальные юристы, готовясь к решающему слушанию.

— Ох. — Её лицо поникло.

— Что? — спросил Генри, наморщив лоб.

— Неважно, — ответила она и вдруг как-то странно смутилась.

— Что такое, Виктория? — спросила я.

— Ну ладно, — сказала она таким тоном, будто всё-таки решила нам что-то объяснить. Она подошла к компьютеру Генри. — Можешь сюда войти?

Генри встал с пола, обошел свой стол и вошёл в систему. Он возвышался над Викторией, и мне так хотелось, чтобы его худощавое тело снова оказалось на полу рядом с моим. С одной стороны, жадной и влюблённой стороны, мне казалось, что Виктория и всё, что бы она ни собиралась нам показать, могло бы подождать. Но с другой стороны, мне очень хотелось это увидеть, потому что я не могу вспомнить ни одного случая, когда Виктория не поразила бы меня каким-нибудь технологическим решением, которое придумала втайне. И судя по тому, с каким видом она подошла к компьютеру Генри, она собиралась открыть нам ещё один секрет Виктории.

— Итак, — сказала она. — Я и раньше этим занималась, но на прошлой неделе вы разнылись, что вам позарез нужна эта трёхмерная временная шкала. Вот почему я сказала вам, чтобы стажёры выделяли всё важное на всех различных платформах, платформе для просмотра ключевых документов, для проверки счетов-фактур бухгалтером-криминалистом, для дачи показаний, а также в протоколах интервью сотрудников. — Она перешла к общему диску в сети фирмы. Генри подошёл ко мне, и мы склонились над его столом.

— Так или иначе, — продолжила она, — как я и сказала, я уже пыталась разобраться с этим какое-то время назад. Но на прошлой неделе я ускорила ход событий. Я понимаю, у вас слушания. Но я хочу, чтобы всё было идеально.

— Ты всегда хочешь, чтобы всё было идеально, — заметила я.

— Да. И я собиралась показать