Сев на скамью, чтобы унять дрожащие колени, затянувшись сигаретой, я будто отключилась: взгляд мой был направлен в одну точку — а именно, на статую горгульи, украшавшую балкон института. Краснокирпичное здание, в духе английской готики (словно клише для учебного заведения), увитое плющом и диким виноградом, дико мрачное в пасмурную погоду и величественно — в ясную. В тот день светило солнце, и красный кирпич создавал уютное ощущение. Была осенняя пора; росшие рядом клены роняли карминные листья, и институт как будто тоже хотел красоваться с ними.

Подумать только, такое красивое место — и полно таких ужасных тайн.

Впрочем, чуть успокоившись, я подумала, что слишком долго рассиживаюсь для человека, укравшего документы: словно грабитель, уснувший прямо в квартире посреди ограбления.

Убедившись, что свертки при мне, а фотоаппарат в целости и сохранности, прошагав вдоль площади быстро и, главное, уверенно, я вышла за железные ворота с гербом института. Внезапно меня пробила шальная мысль, что я не знаю, куда мне идти: к зданию меня привезла служебная машина, а сама я почему-то не соизволила хотя бы взять карту.

Была-не была, подумалось мне после недолгой внутренней ругани на саму себя, и почти навеселе я проследовала по широкой тропе, прочь от сплошь зараженного тайнами института.

Прошло совсем немного времени, как я вышла к шоссе. На удивление не было никакого движения. Чуть постояв в ожидании хоть какой-то попутки, все еще подгоняемая страхом быть пойманной, я решила все-таки продолжить свой пеший путь, как тут же в глаза бросилась подбочившаяся чертополохом тропинка, расположившаяся недалеко от шоссе, словно выросла из ниоткуда.

Поколебавшись, поправив на плече ремень от фотоаппарата, я направилась к ней.

Тропинка все расширялась и постепенно выросла в лощину. Росшие по сторонам деревья все больше скрючивались, свисая искореженными ветвями прямо над головой. Я почувствовала, как усиливалась влажность, мне стало зябко — и страшно.

Чем дальше я продвигалась, тем мрачнее выглядели деревья: поросшая мхом и лишайником кора покрывалась паутиной и чем-то неприятно склизким. Отвращение смешивалось с паникой: сердце снова колотилось — но уже не от боязни погони, а от оглушающей тишины и угрожающей атмосферы. Не пели птицы, не пробегали животные; опадавшие ржавые листья сменились засохшими, серыми, воздух был спертым, стало тяжело дышать. Лощина заманивала меня вглубь, ноги отказывались идти — и все же шли. Усилием воли я остановилась. Нет-нет, дальше я не пойду, надо возвращаться.

— Заблудилась? — окликнул меня язвительный голос, прозвучавший невероятно громко, что от испуга я подскочила. Повернувшись, я увидела его обладательницу: в свитых, словно в гнезде, ветвях сидела уродливая старуха и, крайне мерзко ухмыляясь во весь почти беззубый рот, смотрела на меня.

— Д-да, — скорее, кивнула, чем ответила, ей я. Та снова хихикнула, и меня бросило в дрожь. Что-то было в ней отталкивающе — не только облик, но и само ее появление здесь пугало до чертиков. Она была воплощением древних сказов про ведьм, питавшихся детьми, пьющих кровь животных, занимавшихся черной магией и тому подобное.

— Могу подсказать дорогу, — не переставая хихикать, она прыжками, опираясь на клюку, приблизилась ко мне, и я увидела, что у нее нет одной ноги. Ну точно, ведьма. Она дотронулась до моего плеча, и меня невольно передернуло от ее прикосновения, как будто оно тоже было холодным и липким, как та болезнь, пожиравшая деревья.

— Буду весьма благодарна. Правда, у меня с собой совсем немного денег…

Старуха на миг замерла, а потом расхохоталась во весь голос, откинув назад голову, от вида чего кровь у меня заледенела.

— Не нужны мне твои деньги, дура, — она проскакала обратно в свое гнездо и уселась на видавший виды деревянный стул. — Хотя… можешь дать мне одну монету — за все ведь нужно платить. — Я, дрожащей рукой, протянула ей цент, стараясь не соприкасаться пальцами с ее покрытой бородавками кожей. — Вот так. Будем в расчете. Тебе туда.

Я проследила за скрюченным пальцем: ведьма показывала прямиком вглубь лощины. Все мое сознание сузилось до конца жуткой тропы, где тяжелым облаком опустился мглистый туман. Идти туда? От одной мысли меня затрясло так, что застучали зубы. Нет-нет, это неправильно. Старуха наверняка меня хочет затащить туда, чтобы… чтобы что? Убить? Искалечить? Ну уж нет. Натянуто улыбнувшись, я вежливо поблагодарила ее и быстро, едва не переходя на бег, зашагала в противоположном направлении.

— Постой! — в голосе старухи было что-то такое, что заставило меня остановиться. Я нехотя обернулась, и она снова проскакала ко мне. Лицо ее теперь было серьезным и — мне не показалось? — озабоченным.

— Если уж решила возвращаться, то другой дорогой, — прохрипела она. — Не иди по той, по которой пришла сюда.

Скомкано бросив слова благодарности, я побежала к шоссе. Слова старухи все еще звучали в ушах, а ее образ стоял перед глазами. Что она хотела от меня? Почему мне нельзя возвращаться так же, как я пришла?.. Бред какой-то. Мотнув головой, словно пытаясь отряхнуться от не прошеных мыслей, как от навязчивого насекомого, я вышла на дорогу: позади меня снова были ворота института, и на душе стало спокойно при виде знакомого места.

Небо затянуло, нависли тяжелые тучи, воздух стал влажным, парило, хотя и заметно похолодало. В ожидании попутки я озябла, встревоженно смотря на собиравшуюся грозу — зонта у меня не было, как и чехла для фотоаппарата. Ну хоть кто-нибудь!..

Как будто услышав мою мольбу, рядом притормозила машина. Опустились пассажирские стекла, и высунувшаяся компания, салютуя банками пива, пригласила меня подвезти до города. Перспектива ехать с безбашенными отморозками меня не прельщала, но иного выхода не было. Я согласилась.

Всю дорогу я смотрела в окно, пытаясь отвлечься от грохочущей музыки, визжащих ей в такт попутчиков, льющегося прямо в ноги алкоголя. Все это скоро станет неважно, пыталась убедить себя я, зато я далеко от той тропы, от той старухи, от страха.

Мы ехали по шоссе, обрамленному бахромой из соснового бора, как вдруг машина остановилась на перекрестке.

— Ну, все, нам дальше, а тебе направо. Там немного пройдешь и вот тебе город. Под задорное улюлюканье компания оставила меня одну посреди трассы.

Обнявши себя за плечи в попытках согреться, я брела между желтых линий разметки, неестественно ярким пятном выделявшихся на фоне иссиня-черного асфальта, блестевшего смолой. Угрюмый лес молчал, ощетинившись зелеными иглами сосен.

Внезапно меня накрыло странное ощущение и, обернувшись, я застыла от ужаса: тот самый плотный туман из лощины стремительно приближался ко мне, он окутывал все на своем пути, покрывая деревья и асфальт мерзкой слизью. Все, чего