он касался, трансформировалось в искаженной ирреальности, становясь уродливой проекцией себя.

Не в силах даже закричать, я помчалась вперед, не оглядываясь. Кровь гудела в висках, мое и без того уставшее от сегодняшних переживаний тело вопило от перенапряжения. Ноги несли меня вперед, истерика зарождалась внутри, и, от невозможности более сдерживаться, я зарыдала.

Еще немного, еще чуть-чуть… Туман неумолимо приближался. Безысходность целиком охватила меня, как я вбежала в город. На улицах было пустынно и холодно, парила легкая дымка, затруднявшая видение — значит, эти места уже были охвачены болезнью из лощины.

Мой дом, на счастье, был неподалеку, всего через три квартала, и я бы нашла его и в кромешной тьме. Но сейчас все казалось незнакомым, я не узнавала места, которые видела каждый день. В беспомощности я подбегала то к одному зданию, то к другому, пытаясь почувствовать хоть какой-то намек на бывшее мне родным.

Наконец по наитию я запрыгнула в первый попавшийся подъезд, смутно понимая, что это тот, который был мне нужен, хотя не могла его распознать. Поднявшись на самый верхний этаж, я достала ключи от квартиры, судорожно, не с первого раза, вставила их в замочную скважину и — о чудо! — дверь отперлась.

Буквально ввалившись в квартиру, закрывшись на все замки, я осела на пол и снова разрыдалась — на этот раз от облегчения. Это закончилось, билось у меня в мозгу, закончилось.

Обессиленная, я уснула.

***

Я открыла глаза от солнечного луча, настойчиво бившего мне по лицу. Недовольно перевернувшись, я обнаружила, что лежу в своей кровати, отчего в недоумении вскочила. Нет, я не ошиблась — это действительно была моя комната. Когда же я смогла прийти сюда, раздеться?..

Безумная радость охватила меня: это все был сон! Жуткий кошмар, который закончился с моим пробуждением. Внутри все трепетало, еще памятуя пережитый ужас, но теперь тревоги улетучились. Я с наслаждением откинулась на подушки, зарылась в одеяло, вдыхая запах лаванды и кондиционера для белья. Комнату озарял солнечный свет, и я долгое время наблюдала за путешествием пылинок на качелях лучей.

В нахлынувшей безмятежности я зашла на кухню, где мама хлопотала над плитой, от которой исходили дурманящие ароматы, и я поняла, что мои ночные приключения пробудили зверский аппетит.

С остервенелостью я накинулась на завтрак и горячий чай, чем вызвала добрую насмешку матери — и вторую порцию нежных блинчиков.

Бесконечное чувство любви к жизни переливалось внутри меня волнами, бушующими и страстными. Мне хотелось прыгать от счастья, танцевать, сделать что-то безумное!

Едва успокоив нетерпеливые порывы, я села в гостиной в уютное кресло, накинув на ноги плед. За окном щебетали птицы и шуршала листва. В блаженстве улыбнувшись, я смотрела на улицу: вот пекарня, а вот газетный ларек, а там — детская площадка, где резвились малыши. Это определенно был мой город, который я знала с младенчества, теплый и родной.

Жизнь снова пошла своим чередом.

Тут крохотная мысль, меньше зернышка, промелькнула у меня в голове. Невольно я стала вспоминать свой сон — сама того не желая, я воссоздавала в памяти детали — поначалу смутно, но чем дальше я думала, тем яснее становилась картина. Перед глазами — почти реально! — воссоздавались образы института, старухи — и лощины.

Стало угнетающе тихо. Выглянув в окно, я увидела, что солнце спряталось за черными тучами. Холодным потом обдало кожу, дрожь судорогой прошлась по всему телу.

Я позвала мать, но та не откликнулась. Меня словно парализовало — я боялась встать с кресла, чтобы пойти найти ее. Она наверняка ушла в магазин, или к друзьям, или гулять — мозг лихорадочно искал рациональные объяснения, но не мог рационализировать мое состояние.

— Мама? — жалобно спросила я пустоту.

Ответом было эхо, отразившееся от стен. Я закрыла ладонями глаза, уронив голову на колени, яростно пытаясь отогнать страх.

Это не происходит, это не на самом деле, не на самом деле, нет, нет, нет! Я открыла глаза и посмотрела перед собой. К моим ногам по пледу вихрем пробиралась дымка, оставляя за собой склизкий след.

ЛИФТ В ДЕРЕВНЮ

Сновидец: Lana Oksen

Неочевидное очевидно, порой подсознание подбрасывает нам подсказки, разгадать которые, мы в состоянии только тогда, когда проснёмся.

— Наша академия точных наук находится в огромном многоэтажном здании в самом центре столицы. Я занимаюсь на восемнадцатом этаже, ежедневно с девяти утра до семнадцати вечера. Мои наставники ведут группу из двадцати человек, в которую я и вхожу. Обычно студент попадает в начале обучения на какой-то этаж, все семь лет до вручения ему диплома магистра самых точных наук проходят именно на этом этаже.

К точным наукам в нашей академии относят очень много направлений, которые на первый взгляд к науке вообще отношения не имеют. Моя группа изучает сны, сонные параличи и осознанные видения. Сейчас мы готовимся к сложному экзамену, который требует максимальной концентрации внимания, как во сне, так и наяву. Признаюсь, учеба дается мне легко, в моей группе есть пара отличников по знанию теории, я же в теории гораздо слабее их, зато в практике на всем потоке мне равных нет.

Давай познакомимся! Я столько уже о себе рассказал, а до сих пор даже имени своего не назвал, Я Дмитрий, Просто Дима! А ты? Как твоё имя?

— Амид!

— Ух ты как интересно!

Я смотрю, ты не очень-то настроен со мной болтать, но мне нужно как можно дольше тут оставаться, а без внимания это совершенно невозможно, потому, пожалуйста, отвечай мне хотя бы изредка, хоть невпопад, только совсем не пропадай!

— Не пропаду.

— Я тут осмотрюсь немного, если ты не против, Амид, мне легко запомнить твое странное имя, потому как оно мне что-то очень сильно напоминает.

— Напоминает.

— Ну, вот и отлично, все началось, когда в аудиторию вошла она! Строгая, элегантная, высокая, в узком черном костюме, с уложенными на макушке темными волосами в прозрачных очках с черной же оправой. Директриса! Она шла быстро, ни с кем не здороваясь и не заговаривая, выходила из двери, ведущей на лестницу, и прямиком направлялась к лифту. Двери лифта открывались, она входила туда одна и больше ничего…

— Больше ничего…

— Да, ты меня понимаешь, я вижу. Какое же любопытство разыгралось во мне тогда, как же мне хотелось узнать, куда она отправляется на этом лифте, ежедневно, в одно и то же время. Одиннадцать-одиннадцать на электронном табло общего циферблата. Каждый день, один и тот же костюм, одна и та же походка,