его теологическими представлениями. Он описывает человека «с крестом, нарисованным чернилами на ладони», которого он принял за христианина, «потому что на заданные вопросы он отвечал, как христианин». Однако религиозные символы, носимые тем человеком и другими, подобными ему, показались брату Гийому не вполне ортодоксальными. Он пришел к выводу, что это христиане, оставшиеся без должного наставления относительно обрядности.

Обходя Каракорум, Гийом де Рубрук наткнулся на «храм идола», чьи служители, как он заметил, «радушно приглашали и любовно занимали всех посланцев, каждого соответственно его способностям и положению». Он побывал в буддийском монастыре, священная аура которого искушала его близостью к реалиям христианства. «Их храмы обращены на восток и на запад, а на северной стороне имеется камера, подобная ризнице. Иногда, если храм квадратный, ризница и хоры размещены в центре. Внутри этой камеры они помещают сундук, длинный и широкий, как стол, а за ним, лицом к югу, стоит их главный идол… Они ставят других идолов вокруг главного, и все они покрыты тонкой позолотой, а на сундуке, подобном столу, ставят свечи и приношения… У них, как и у нас, есть большие колокола. И потому, как мне кажется, христиане Востока –  несториане –  не используют больших колоколов».

Буддийские жрецы обольщали брата Гийома, как позже –  Марко Поло. «У всех их жрецов головы и бороды выбриты, и они носят оранжевые одеяния и, будучи обриты, ведут чистую жизнь, собираясь по сто или двести в одном монастыре. В те дни, когда они входят в храмы, они ставят внутри две длинные скамьи. На них садятся лицом к поющим в хоре. В руках у них некие книги, каковые они иногда кладут на скамью, и головы их обнажены, пока они остаются в храме, –  замечает он. –  Они тихо читают про себя, почти неслышно. Оказавшись среди них во время их богослужения и видя, что все они сидят как немые, я пытался добиться от них ответов, но не сумел никакими средствами».

Рукописные манускрипты буддистов оказались более красноречивы. «Образ их письма походит на татарский. Они начинают писать наверху листа, ведя строку сверху вниз, и так же они читают, и умножают строки слева направо. Они используют определенные письмена и знаки в магических обрядах, и храмы их полны коротких свитков, развешанных по стенам».

Гийом был настолько наблюдателен, что различил и другие типы письменности. «Катайцы пишут кистями, какими пользуются художники, и в одном знаке сочетают несколько букв, образуя слово. Люди Тибета пишут, как мы, слева направо, и буквы их схожи с нашими. Народ тангутов пишет справа налево, как арабы, и множит строки снизу вверх».

За десятилетия до появления в тех местах Марко Поло Гийом описал деньги, отпечатанные «на бумаге из хлопка, длиной и шириной в ладонь», –  обменную валюту, настолько далеко опередившую все существовавшие на Западе, что она ставила европейцев в тупик. Не многие понимали, что будущее за ней.

Гийом вовлек буддийских монахов в теологический диспут, однако обманулся в своих ожиданиях. Когда он спросил, в какого бога они веруют, те, к разочарованию францисканца, ответили: «Мы верим, что существует лишь один Бог». Он ждал другого ответа. Среди нехристиан он готовился обнаружить идолопоклонство и прочие языческие практики.

Он поставил вопрос иначе: «Верите ли вы, что Он –  дух некой телесной субстанции?»

«Мы верим, что Он –  дух», –  был ответ.

Убежденный, что они скрывают истину, Гийом пожелал узнать, почему, веруя, что Бог есть дух, они изображают его во множестве образов. И добавил: «Если вы также не верите, что Он подобен сотворенному человеку, почему вы изображаете Его в образе человека, а не любого другого создания?»

Монахи отвечали, что Гийом заблуждается: образы, о которых он говорит, изображают не Бога. Это были приношения богатых умерших, чьи родственники принесли в дар храму их изображения. «В память об умерших мы почитаем их».

– Несомненно, это превратный обычай. Вы делаете это только из дружбы и лести к людям, –  презрительно сказал Гийом.

– Нет, только в их память.

Далее монахи сами пошли в атаку.

– Где Бог? –  спросили они у Гийома.

Тот ответил вопросом на вопрос:

– Где ваша душа?

Хозяева ответили, что душа помещается в их телах.

Гийом перешел на проповедь:

– Разве она не помещена во всех частях вашего тела, управляя и направляя его и все же оставаясь невидимой? Так же и Бог повсюду и правит всем, и все же он невидим, будучи самой мудростью и постижением.

Едва Гийом подобрался к сути, как переводчик «утомился», и диспут прервался в самом разгаре.

Духовной оттепелью в жестокой каракорумской зиме стало для Гийома объяснение с правителем области, Мункэ-ханом, внуком Чингисхана. Тот объяснил монаху, что как Бог дал человеку пять пальцев на каждой руке, так же Верховное Существо дало различным народам разные веры. Это проявление религиозной терпимости, глубоко укоренившееся в сознании монголов, бросало вызов всем убеждениям Гийома как миссионера христианства, однако он не мог отрицать достоинств изложенной ханом точки зрения и следующего из нее вывода, что единство веры превосходит все различия в ее проявлениях. Под конец этой увлекательной беседы с Гийомом Мункэ выразил осторожное приглашение к установлению дипломатических отношений или хотя бы диалога с христианским Западом. «Если ты повинуешься нам, пришли гонцов, чтобы мы знали, желаете вы мира или войны».

Гийом де Рубрук гонцов не прислал, однако его миссия, продолжавшаяся с 1253 до 1255 год, достигла частичного успеха. Отныне монгольские правители заинтересовались Западом, если не его религией, то хотя бы перспективами торговли.

С каждым путешествием, с каждым новым отчетом мир для европейцев расширялся, представлялся все более хаотичным и все менее управляемым. Путешественники твердили об огромных расстояниях, о неизбежных трудностях пути, о непримиримых противоречиях между различными странами, культурами, языками, обычаями и религиями. Отчеты столь различных посланцев, как Вениамин из Туделы, Джованни Плано дель Карпини и Гийом де Рубрук, единодушно описывали мир за пределами Европы сложным, мятущимся и угрожающим, и при всем при том –  податливым. Оценить величие свершений Марко Поло можно, в частности, сравнивая его повествование с рассказами предшественников. При всей увлекательности первые сообщения были одномерными и буквальными. Марко, в свой черед, вольно смешивал факты и фантазии, личный опыт и легенды, подпирая все это прямолинейными оценками виденных людей и мест и приукрашивая собственным бахвальством.

Попав в Афганистан, Марко, по-видимому, несколько отвлекся от истинной цели своего путешествия и просто наслаждался жизнью. Наконец он достиг отдаленной провинции Бадахшан на северо-востоке. В этой области, принадлежавшей некогда древнему царству Бактрия, его впечатления