– Она со мной поговорила, – прошептала Зяма, – спросила: «Решай, как мы будем беседовать? Как взрослые умные люди? Или станем общаться по схеме: малышка – тетя?» Я ей ответила, что не считаю себя маленькой. И услышала…

Зяма пригладила ладонью волосы.

– Липа долго говорила. Сейчас основные ее мысли изложу. Девушка с нарушением координации движений никогда не сможет танцевать на сцене. Идея работать хореографом тупая. Академию я окончу в семнадцать лет. В этом возрасте балеты никто не ставит. Меня даже поставить концертный номер не пригласят. Я маленькая, глупая, без балетного опыта. Инвалид. Кто такую на работу возьмет? Надо с этим смириться, окончить нормальную школу, поступить в институт, выбрать профессию для жизни. Бухгалтера. Редактора. Еще какую-нибудь, где на стуле надо сидеть. Иначе я с голоду умру.

Девочка поежилась.

– Но я хочу танцевать! Да, пока у меня не получается как надо. Но есть успехи. Я уже могу сделать три фуэте! Сразу после больницы я даже голову повернуть не могла. Педагоги говорят, что если я позанимаюсь еще лет пять, то все у меня получится. Директор мне предложил после окончания академии взять подготовительный класс. Буду малышей обучать. Но Липа не хочет платить. Вот так. Мама же собиралась для меня детскую студию открыть. Почему она все деньги Олимпиаде завещала?

По щекам Зямы опять потекли слезы.

Я протянула ей бумажную салфетку.

– Подожди расстраиваться. Лучше подумай, кто может с Маркиной поговорить? Кого Липа уважает? Или побаивается? Кто имеет на нее влияние?

Зяма протяжно вздохнула.

– Ну… дядя Сережа Баклан. Только… он умер. Я не очень хорошо его помню. Большой такой! Прямо огромный! Веселый! Добрый. От него конфетами пахло. Он мне всегда плюшевые игрушки дарил! А мама очень уважала своего гомеопата, постоянно к нему бегала. Лев Владимирович его зовут, он в клинике «Природонатуро» принимает.

– Как же ты в больницу ко мне одна добралась? – с запозданием удивилась я. – Не побоялась!

Личико Зямы вытянулось.

– Клиника находится недалеко от нашего дома. Я села на маршрутку у здания администрации поселка, доехала до метро. С непривычки было страшно. Но тетя Липа права, она мне сказала: «Аля тебя в вату укутывала, но она умерла. Теперь никто тебя за ручку водить не станет. Учись самостоятельности. Хочешь поехать встретиться с друзьями? Пожалуйста! Садись на автобус и езжай. Вот тебе тысяча рублей на день. Больше не дам. Укладывайся в бюджет». А у меня друзей нет. Правда, в академии ко мне все хорошо относятся. Одноклассники раньше звали в кино или в парк. Но мама меня не отпускала. И они перестали меня приглашать. Вот. Я подумала: Липа права, мне пятнадцать лет, я уже взрослая. Надо учиться всему, чего я не умею, покачу одна в Москву. Зайду в больницу, возьму мамин браслет.

– Вроде я отдала его тебе? – удивилась я.

– Вы его хотели мне вернуть, – пробормотала девочка, – он на запястье у вас висел. Потом вы руки помыли, вернулись, сели чай пить, вам плохо стало. Может, вы его в сумку положили?

Я встала, достала из шкафа ридикюль, порылась внутри и вытащила браслет.

– Вот он! Странно. Совсем не помню, как его сюда сунула. Да и зачем? Когда я ехала к тебе, он у меня на руке висел.

Зяма посмотрела на украшение.

– Нет! Я покупала маме другой.

– Ты путаешь! – заспорила я.

Девочка двумя пальцами очень аккуратно взяла браслет, положила на тумбочку и повторила:

– Нет. Не он это. Браслеты очень похожи. Но на моем «love» вышито красными нитками, а на вашем зелеными. Бусины серые и синие.

– Сейчас они голубые и молочные, – пробормотала я, – но в тот день, когда к нам неожиданно приехала Алевтина, посторонних в коттедже не было. Гости давно к нам не заходили. У Маши родилась Дуняша, а когда в семье есть младенец, гостей редко приглашают. Этот браслет точно потеряла твоя мама. Ни у меня, ни у Маши подобных вещей нет. Я вообще браслеты не ношу, они с моей руки падают. Маруся ветеринар, ей украшения мешают работать, кроме того, они источник инфекции.

Зяма сгорбилась.

– Мама не носила кофточки с коротким рукавом, говорила: «Руки у меня жирные, надо на фитнес ходить, но лень». Браслеты у нее всегда под рукавом оказывались. Но дня за три-четыре до… ну до того… как мама… умерла, она браслет в ванной оставила на первом этаже. А я туда пошла, смотрю, он лежит. Взяла его, несу маме, думаю: что-то с ним не то! Но не успела сообразить, мамуля навстречу идет.

– Ой! Опять я его в ванной забыла? Давай сюда!

Зяма поморщилась.

– Не знаю, куда делся тот, что я купила, но это не он, я его не возьму. Не нужен он мне. Он чужой.

После ухода девочки я стала собираться домой, переоделась в свои вещи, нашла врача и спросила:

– Кто-то может мне такси вызвать?

Игорь Федорович встал из-за стола и показал на кресло у столика.

– Давайте поговорим спокойно. Понимаю ваше нежелание обсуждать при других, пусть даже и близких людях, свою проблему. Но я доктор, поэтому обязан объяснить. Дарья! Прием психотропных лекарств без контроля специалиста преступление против себя. Если самран вам посоветовал принимать врач, то я рекомендую найти другого специалиста. Вы попали в руки глупого, непрофессионального человека.

– Поверьте… – перебила его я.

Игорь Федорович поднял руку.

– Разрешите договорить. Да, есть наблюдения, которые позволяют сделать вывод: этот препарат может помочь при мигрени. Но не всем! И очень опасно сочетать его с рядом других лекарств. Ваш анализ крови свидетельствует о том, что вы приняли самран.

– Мне в голову не могло прийти это сделать! – возразила я.

Игорь Федорович с укоризной взглянул на меня.

– Вас привезли сюда по «Скорой». Девочка, забыл, как ее зовут, сообщила, что у вас были судороги. Понимаю, что мигрень вас изматывает. Знаю женщин, которые на все пойдут, лишь бы когти, которые вцепились в мозг, разжались, исчез запах рыбы…

– Меня во время приступа преследует запах тухлого мяса, – призналась я, – но у меня мигрень бывает редко.

Игорь Федорович поморщился.

– Тухлое мясо тоже не пирожное.

На меня вдруг напал страх.

– Я могла умереть?

– Да, – кивнул врач. – Для меня загадка, почему сей препарат до сих пор есть в продаже? Пусть не в общей, пусть только для больниц, но он есть. Побочные эффекты у него ужасные. Появилось много других лекарств. Но люди вместо того, чтобы пойти к опытному специалисту, лезут в интернет и начинают сами себя лечить. Чаще всего эта практика заканчивается покупкой родственниками уютного места на кладбище. Ладно бы вы были малограмотной бедной женщиной из глухой деревни. Пришла такая в сельский медпункт, там сидит фельдшер, который медучилище еще до войны тысяча восемьсот двенадцатого года окончил. У него маразм, у нее нет ни денег, ни образования. Больная верит эскулапу, а он ей самран прописывает. И все счастливы. Стоит лекарство недорого. В аптеке, правда, на полустанке его не купишь, да соседка в больнице нянечкой работает. Она пару упаковок бесплатно притащила, сперла в отделении. Простите за сей глагол. И голова у бабы меньше болит. Проходит какое-то время, у нее начинаются судорожные припадки. И опаньки! Вот вам могилка на сельском погосте.