– Это ты сделала! – завизжала срывающимся голосом Эмили. – Ты!

Кулаком, в котором был зажат кусок любимой игрушки Снежка, она с размаху ударила дочь по лицу.

– Ни с какого поводка он не сорвался, – прошипела Эмили. – Ты открыла калитку, подождала, когда появится машина, и бросила вот это! – Она разжала кулак. – Ты убила его.

– Ты смеешься, что ли? – ледяным тоном произнесла Рейчел.

– Не изображай невинность! – взорвалась Эмили. – Гаденькая сволочь, убийца. Такая же бессердечная мразь, как твой спившийся папаша. Получай! – Она еще раз ударила дочь по лицу.

Злость, сдерживаемая долгое время, требовала выхода. Эмили нагнулась, схватила Рейчел за волосы, выдернула ее из кресла и с криками «Убийца!» принялась неистово бить по лицу, с каждым разом ударяя все сильнее и сильнее.

– Это ты специально сделала! – проорала она в лицо дочери и влепила ей еще две пощечины.

Щеки Рейчел покраснели и покрылись царапинами, из рассеченной губы сочилась кровь. За все время она не издала ни звука, не поморщилась и не попыталась увернуться или убежать. Она спокойно глядела на мать своими холодными глазами. Она дождалась, когда мать устанет, остынет, сядет в кресло, посмотрит на нее и закроет лицо руками, после чего, ни слова не говоря, развернулась и ушла к себе в спальню. В кухне воцарилась тишина.

Эмили долго сидела в кресле, покачиваясь и постанывая. Послышался тихий скрип пола в спальне Рейчел, затем звук ее шагов в коридоре и плеск воды в ванне.

Эмили не раз клялась себе пальцем не трогать Рейчел, что бы та ни сделала ей.

И вот она нарушила свое обещание.

– Миссис Стоунер, – настойчиво повторил Птичка. – Что бы вы хотели сказать Рейчел?

Эмили продолжала смотреть в камеру. На глаза навернулись слезы, потекли по щекам. Зрители видели перед собой безутешную мать, измученную мыслями о пропавшей дочери, они думали, что она только и делает, что ждет ее. Но они не знали правды.

– Я скажу, что мне очень жаль, – проговорила Эмили.

В пятницу вечером Страйд сидел в своем полуподвальном кабинете. Хромированная настольная лампа отбрасывала небольшой кружок яркого света на лежащие перед ним папки. Страйд специально приехал, чтобы в тишине и одиночестве заняться бумажной работой, просмотреть отчеты о преступлениях, совершенных за несколько недель, прошедших после исчезновения Рейчел. Большинство – мелкие бытовые ссоры, угоны автомобилей, попытки кражи из супермаркетов. Подобные дела Страйд передавал подчиненным, сержантам, которых у него было семь. Помимо тонких папок с текущими делами, его дожидались и объемистые тома. Они лежали плотными рядами, прикрывая собой весь его древний стол. Раздумывая, Страйд кидал в их сторону тревожные взгляды.

Было тихо. Молчали телефоны. Сотрудники разошлись по домам. Страйду нравилось сидеть здесь вечерами, в полной тишине. Иногда, правда, начинал жужжать пейджер, как назойливый комар, сообщая об очередном происшествии в городе. Приходилось посматривать на него. Страйд появлялся в своем кабинете редко и старался не проводить в нем много времени. Все самые важные расследования он вел лично. Его это вполне устраивало. Кабинетную работу Страйд не любил, считая, что полицейский должен находиться на улице. Административной работе Страйд отдавал вечера, когда ему никто не мешал.

Финансировали его отдел не очень скудно, но и без щедрости. Кабинет Страйда, во всяком случае, давно нуждался в ремонте. Трубы над навесным потолком текли, отчего закрывающие их пенопластовые плиты покрылись рыжими пятнами сырости. Иногда с них капало на столы. Серый ковер на полу стал почти черным и стерся до тонкого листа. Сам квадратный кабинет был мал. В нем с трудом умещались стол и два кресла – для Страйда и посетителя. Этим он отличался от кабинетов лейтенанта и сержантов, где вместо второго кресла стоял офисный стул. Его сотрудники украшали стены своих кабинетов плакатами, а столы – семейными фотографиями. У Страйда на доске объявлений висела лишь одна старенькая фотография Синди, да и та была почти не видна под приколотыми информационными сообщениями из министерства национальной безопасности. Неуютное, холодное убежище, где Страйд, впрочем охотно, скрывался вечерами.

В нескольких метрах от двери раздался тихий звонок лифта. Такое вечерами здесь случалось редко и означало, что спустился кто-то из настоящего кабинета, с кожаной мягкой мебелью и секретаршей. Ждал Страйд недолго. Вскоре дверь открылась, и в проеме появился заместитель начальника полиции Кайл Кинник, или, как его все называли, Два-К, маленький как карлик.

– Привет, Джонатан, – сказал он.

Два-К ступал, смешно раздвигая носки ступней. Подойдя к креслу, он задумчиво посмотрел на лежащую в нем пачку бумаг. Страйд извинился и стряхнул их на пол.

– Присаживайтесь, шеф.

Тот сразу приступил к делу:

– Значит, ты думаешь, что она мертва?

– По крайней мере так все выглядит, – ответил Страйд. Кайлу он мог не подслащивать пилюлю, не дарить бесплодных надежд. – На данном этапе могу сказать: девять из десяти, что она не вернется домой живой.

Кинник подергал узел галстука. Он был в черном костюме, который на его тщедушном теле сидел мешковато. Страйд решил, что Кинник возвращается с заседания Городского совета.

– Вот черт! Мэру это не понравится. Да еще федеральная пресса наседает. Мрак. Все только и ищут серийного убийцу, будто им больше обсуждать нечего.

– Никаких доказательств, что в городе орудует маньяк, нет.

– Ты газетчиков не знаешь? Да им наплевать на наши свидетельства! – взвизгнул Кинник. Он вытянул тонкий указательный палец, сунул его в ухо и начал отчаянно трясти.

Страйд улыбнулся, вспомнив, как Мэгги, одевшись в мужской костюм, пародировала Кинника на День святого Патрика.

– Чего? Так смешно? – спросил Кинник.

– Нет, сэр, что вы. Просто вспомнил один эпизод. А о прессе мне можно не говорить. Птичка за мной ведет настоящую охоту.

Кинник фыркнул. С лейтенантами он нередко бывал груб, а те, в свою очередь, сделали его мишенью для шуток. Страйд, напротив, уважал и любил Кинника. Хотя вся его деятельность проходила в кабинете и оперативной работы он не знал, Кинник всегда защищал свой отдел от нападок начальства. Он умел наладить контакты с кем угодно, начиная от воспитателей детских садов и заканчивая членами престижного «Ротари клуба», в результате чего к полиции в городе относились хорошо и охотно шли на сотрудничество. Страйду импонировало в Киннике то, что он не бросал своих сотрудников на произвол судьбы.

– Ты, конечно, понимаешь, что времени у нас в обрез? – спросил Кинник. – Я вижу, что работы у тебя через край. – Он обвел ладонью заваленный папками стол.

Страйд все понял – напоминать Киннику о том, что он сам просил его возглавить расследование, сейчас бессмысленно. Началась политика и бюрократическая игра. Городской совет ждет быстрых результатов.