– Давай лучше не будем рисковать? Вдруг снова польет дождь или налетит ветер? Не дай бог фотографии упадут в воду или промокнут под ливнем.

Энтони не стал возражать. И предложил встретиться в восточном ресторане в Ист-Виллидж. Столкнулись они у самого порога.

– Никогда не бывала здесь прежде, – сказала Синтия, усаживаясь по-турецки на пестрые подушки. – Как интересно, – пробормотала она, с любопытством рассматривая ковры, низкие столики на резных ножках, фонари и каменные стены.

Фотографии смотрели, пока не принесли заказ. Энтони был лишь на нескольких. Синтия внимательно изучила каждое изображение.

– Ты здесь совсем другой… – задумчиво произнесла она.

– Конечно, ведь прошло почти десять лет. Стареем. – Энтони вздохнул с напускной печалью.

– Да нет, дело не в этом… – проговорила Синтия, стараясь понять, почему ее так удивляют произошедшие в нем перемены. – У тебя тут… иной взгляд. Такое чувство, что это вовсе не ты, а кто-то другой.

Она подняла глаза и посмотрела на него так, будто видела впервые. Ей вдруг нестерпимо захотелось узнать, что делается в его душе, какие беды ему довелось пережить и с чем приходится мириться сейчас.

– По-моему, Лайза говорила, что они очень долго тебя не видели, – сказала она, напрягая память и сожалея, что не очень внимательно слушала то, что Лайза рассказывала об Энтони. – Ты жил где-то в другом городе? Или не встречался с друзьями, потому что был слишком занят?

По лицу Энтони промелькнула тень. Он откинулся на спинку низкого деревянного кресла, покрытого ковром, и поправил воротник рубашки, будто тот стал вдруг врезаться в шею.

– До недавнего времени я жил в Чикаго. Там начал работать после выпуска, а теперь меня перевели сюда.

– В Чикаго? У тебя там кто-то есть? Родные, друзья? – Синтия внимательно следила за его лицом. На нем отражалось многообразие сложных чувств. Сторонний наблюдатель скорее ничего не увидел бы, но у Синтии был талант читать мысли по почти неприметному движению губ, собирающимся и расправляющимся морщинкам, а главное – по взгляду.

Вспоминать о жизни в Чикаго Энтони ему явно было неприятно, однако по той или иной причине он хотел, чтобы Синтия узнала о нем как можно больше.

– В Чикаго живет лучший друг моего покойного отца. С его дочерью мы вместе вот уже семь с половиной лет.

Синтия кивнула и потупила взор. Смотреть Энтони в глаза в эту минуту было нелегко, почти невозможно. Не хотелось, чтобы он видел, сколько разочарования и досады вызвали в ней его последние слова.

Она чувствовала, знала… И вместе с тем ни секунды не сомневалась, что они встретились не просто так. Вместе семь с половиной лет, запоздалым эхом отозвалось в голове. Срок немалый. Он как-то странно об этом сказал. С грустью, извиняющимся тоном и будто желая что-то объяснить.

Следует сделать вид, что она ничуть не удивлена. И хочет, чтобы он рассказал о себе поподробнее. О себе и жене. Пострадать можно и потом.

– А дети есть? – спросила она, довольная, что в состоянии так спокойно говорить и даже снова смотреть собеседнику в глаза.

Энтони покачал головой.

– По-моему, дети нам ни к чему.

Синтия слегка нахмурилась. Принесли заказ: восточные тарелки, наполненные пестрыми горячими кушаньями. Синтия лишь окинула их рассеянным взглядом. Странно было слышать подобное признание из уст такого парня. Она была уверена, что Энтони Бридж любит детей и животных, что намерен прожить жизнь не только в свое удовольствие, но и воспитать достойных продолжателей рода, вложить посильную лепту в будущее человечества. Сама она давно оставила мысли о детях, ибо полагала, что не создана для семейной жизни. У Энтони же есть жена…

– Не желаешь обременять себя лишними заботами? – спросила она, с опозданием сознавая, что спрашивает об этом в обидной форме. – То есть… я хотела сказать… Ты не в восторге от детей?

Энтони криво улыбнулся.

– Дело не в этом.

– А в чем же? – Почему я так волнуюсь? Что хотела бы услышать в ответ?

– Может, мои рассуждения и старомодны, но я твердо убежден, что детей стоит заводить лишь тем, кто ладит друг с другом, людям, которых связывает если не любовь, то хотя бы взаимопонимание, привязанность… – сказал Энтони. Теперь он выглядел, как с болью в сердце заметила Синтия, лет на пять старше. – В противном случае дети с первых дней жизни обречены на страдания.

– У тебя с женой не… – пробормотала Синтия, совершенно не помня в эту минуту о собственных смутных надеждах, лишь желая услышать, что в истории Энтони и его спутницы все не слишком печально. – Вы друг друга не понимаете?

Энтони вздохнул.

– Во-первых, мы не женаты. Конечно, это не столь важно, и все-таки в большинстве случаев, когда люди официально женятся, это говорит о некой особенной духовной близости. Может, я ошибаюсь. – Он замолчал и пожал плечами.

Синтия проследила за его жестом, невольно вспомнила телефонную беседу с Лайзой, то, как она, Синтия, спросила, не сам ли Геракл явится к Уорренам. Сложением Энтони, вне всякого сомнения, на Геракла походил. Но жил, судя по всему, как простой смертный – мечтал о счастье и покорно нес свой крест.

– Во-вторых, – продолжал Энтони, – мы с Эрнестин не то что просто не понимаем друг друга, мы настолько разные, что нам только участвовать в конкурсе «Самая немыслимая пара». – Он засмеялся. Совсем не тем смехом, в который Синтия по уши влюбилась. Этот был резковатый, невеселый, вымученный. Ей стало не по себе.

– Зачем же тогда… истязать себя? – спросила она, отламывая кусочек лепешки и медленно поднося его ко рту.

– Иначе нельзя.

Энтони посмотрел на нее так многозначительно, серьезно и печально, что у Синтии похолодело в груди. Следовало что-то предпринять. Протянуть руку помощи. Чутье подсказывало ей, что именно она в состоянии каким-то образом повлиять на его жизнь. Ее охватило волнение. Мысли заметались в голове, толкаясь и путаясь. Энтони улыбнулся, явно против воли – лишь для того, чтобы окончательно не испортить день. Кашлянул, отпил воды и поудобнее сел, очевидно придумывая, на какую тему заговорить.

Надо было поторопиться. Не дать ему уйти в сторону. Вызвать его на подобную откровенность второй раз наверняка не удастся.

– Ты снова можешь сказать, что некоторые вещи не выбирают, – быстро проговорила Синтия.

Энтони взглянул на нее удивленно и кивнул.

– Верно.

– Да, конечно. Очень трудно порвать отношения. Я прекрасно знаю, ведь четыре года была замужем.

Энтони медленно опустил стакан на стол и приподнял бровь.

– Была замужем?

– Да. Причем наша семья началась, с чего положено: с любви и романтики. Я была в те времена совсем другой. Нет, историю обожала и тогда, да и к делам, к учебе подходила, как и теперь, со всей серьезностью. Но трудоголизмом определенно не страдала. И была уверена, что в один прекрасный день стану матерью, что семью и домашний уют не променяю ни на какие другие блага.