Прошлогодняя речь Энтони Идена носила враждебный Израилю характер и вызвала глубокое возмущение в нашей стране. Британскому правительству отлично известно, что земли у арабов больше чем достаточно, а передел территорий нужен им с единственной целью — чтобы вредить Израилю, который и без того становится объектом агрессивных происков соседей.

Теперь, после того как британский спикер связал речь Идена в Лондонской ратуше с предложением Нури Саида, Британия официально поддержала территориальные претензии арабов, получившие название «Иракский план». Когда после Калькилийской операции британский консул и поверенный довели до сведения правительства Израиля свои послания, нам не осталось ничего иного, как рассматривать их в контексте заявления Нури Саида и его плана.

Министр иностранных дел Голда Меир отреагировала на британские послания довольно резкой официальной декларацией, где говорилось, что Израиль будет расценивать ввод войск Ирака на территорию Иордании как часть плана Нури Саида, целью которого является навязать Израилю соглашение, ставящее под угрозу само существование государства, и что эта попытка встретит отпор с нашей стороны. Премьер-министр Бен-Гурион, выступая сегодня в Кнессете, сказал, что Израиль против ввода иракских войск в Иорданию — даже в восточную — и что «правительство Израиля сохраняет право свободы действий в случае нарушения status quo и ввода иностранных войск в Иорданию».

Ответ на декларацию, конечно, не заставил себя ждать, и сегодня «Таймс» опубликовала статью, где вновь шла речь о том, что Британия придет на помощь Иордании, если Израиль будет продолжать совершать в отношении этой страны карательные мероприятия.

Какими бы ни были намерения британцев, справедливости ради нужно сказать, что Иордания не ограничилась переговорами о вводе на свою территорию иракских войск и обращениями с просьбами о помощи к Британии, но и осуществила практические шаги в направлении прекращения инфильтрации террористов в Израиль. На центральный участок границы — в район Калькилии — был направлен дополнительный батальон пограничников, а премьер-министр Иордании, Ибрагим эль-Хашим, с одобрения короля Хусейна вчера специальным приказом наделил региональных комиссаров властью принимать меры против нарушителей порядка, что касалось и проникновения террористов в Израиль. Особенно интересно то, что приказ был издан по предложению заима (генерала) Фаузи Мирада, командующего арабскими силами в районе Калькилии. Он настоял на увеличении продолжительности комендантского часа и расширении до восьми километров приграничного сектора, на передвижение в пределах которого во время комендантского часа налагался запрет. Командиры частей Арабского легиона получили приказ начать интенсивное патрулирование границы и стрелять в каждого, кто попытается пересечь ее, «поскольку очень важно прекратить арабскую инфильтрацию, которая служит Израилю предлогом для проведения жестоких рейдов на территорию Иордании».

Утром одиннадцатого числа, после того как части, принимавшие участие в атаке на форт в Калькилии, возвратились на свои базы, я вместе с командиром бригады парашютистов, руководившим операцией, поехал с рапортом в Иерусалим к министру обороны. Как и все мы, Бен-Гурион был опечален большими потерями, а заявление консула о намерении Британии придти на помощь Иордании, естественно, не прибавляло ему веселости. Хотя наших действий он не критиковал, все же министр то и дело возвращался к одному и тому же вопросу: в самом ли деле такие большие потери были неизбежны? Ни я ни командир бригады не могли ответить однозначно «да», потому что у нас — или по крайней мере у меня — имелись серьезные сомнения на сей счет. В общем и целом это была трудная встреча трех мужчин, сердца которых делила скорбь. На следующий день, двенадцатого, я отчитывался перед комитетом по международным делам и комитетом по вопросам безопасности в Кнессете, где — и вполне оправданно — подвергся интенсивному перекрестному допросу. Вчера, четырнадцатого, я собрал совещание в генштабе для того, чтобы проанализировать ситуацию и сделать соответствующие выводы на будущее.

Здесь критика — преимущественно исходившая от офицеров-десантников, принимавших участие в операции, — была направлена в адрес руководства генштаба, то есть в мой адрес, за то, что я ограничил рамки операции и, несмотря на их предложение, отказался от захвата Суфинского выступа. Даже теперь, когда сражение закончилось, я уверен — они не правы. Для выполнения поставленной задачи — уничтожения полицейского форта — не было необходимости захватывать Хирбет-Суфин, что, однако, понадобилось бы для того, чтобы спасти окруженное блокировочное подразделение. Ошибка, как мне думается, в том, что мы блокировали дорогу на большом удалении от основных сил, что позволяло легионерам перекрыть пути отступления у Хирбет-Суфина или с любой другой господствующей позиции на дороге Азун — Калькилия. С другой стороны, я считаю, что в операции мы проявили недостаточно изобретательности. Так, мы заранее не позаботились о том, как лучше воспользоваться преимуществами, которые предоставляла нам наша тяжелая артиллерия. В предыдущих операциях мы не могли осветить цели с помощью прожекторов и открыть по ним огонь прямой наводкой из танковых и полевых орудий. Тут у нас наличествовала такая возможность, но, не использовав ее до конца, командир атакующего подразделения, в силу сложившейся привычки, поспешил пойти на штурм вражеских позиций.

Конечно, мотивы такого поведения вполне объяснимы. Боевой дух парашютистов очень высок, и они привыкли без колебаний бросаться в атаку, громить врага, действуя быстро и решительно. У командиров десантников уже выработался рефлекс, получив задание, немедленно атаковать и захватывать вражеские позиции. Кроме того, в течение последних двух лет военнослужащим этих частей почти постоянно приходилось воевать и, конечно, видеть смерть многих своих товарищей. Теперь, когда бойцы идут в атаку, они чувствуют себя обязанными не посрамить чести храбрецов, а потому без страха рвутся в бой.

На службу в парашютную бригаду берут добровольцев, а потому она состоит из проникнутых высокими идеалами молодых людей. Их стойкость в бою объясняется исключительной преданностью делу и своим товарищам. Вот почему, какими бы тяжелыми ни оказывались условия боя, они всегда так стремятся вынести с поля раненых и мертвых товарищей, не оставить их лежать на вражеской земле. Конечно, есть и практические причины для того, чтобы поступать подобным образом, но десантниками руководит глубокое чувство взаимовыручки, свойственное людям, привыкшим вместе смотреть смерти в лицо. Однако высочайшая боеспособность парашютистов и презрение к опасности не освобождает их командиров — какой бы высокий пост они ни занимали — от необходимости искать путей выполнения задач с наименьшим риском для личного состава. Поэтому в беседах со старшими офицерами бригады я выразил мнение, что наш просчет и неумение грамотно использовать преимущество, предоставленное наличием мощной огневой поддержки, не просто тактическая ошибка, а куда хуже — свидетельство неспособности извлечь выгоду из обстоятельств, характерных для каждой отдельной операции.

Между тем главная цель, с которой созывалось совещание, заключалась не в том, чтобы озвучить различные мнение по поводу тех или иных деталей акции, а в том, чтобы обсудить проблему, связанную с карательными мероприятиями вообще. Все сошлись на том, что надо менять существующий подход. Особенность рейда в Калькилию заключалась не только и не столько в том, что случилось, а в том, что могло произойти и едва не произошло.