Арден все больше уважал своего маленького волка. Селим обладал такой врожденной храбростью, что Арден никак не мог подобрать слов, достойных для описания юноши, и искренне гордился им. Сейчас Селим в куффии, украшенной золотой бахромой и развевавшейся сзади при каждом его шаге, шел рядом с ним по суетливой рыночной площади Хаиля легкой грациозной походкой, как будто они шагали по бескрайней пустыне, а не в тени крепостных стен толщиной в восемь футов. Шаммари, соплеменники Бен Дирра, ждали их на широкой рыночной улице и как почетный эскорт проводили в кофейню.

За то, что Бен Дирра доставили живым из красных песков, его семья и все стойбище шаммари несколько недель радушно принимали у себя Хадж-Хасана и его маленького побратима. Сначала путешественникам просто необходимо было отдохнуть и восстановить силы, но в сердечном гостеприимстве бедуинов и бесконечном круговороте дней и ночей, проведенных среди кочевников, Арден начал терять представление о том, как долго он вообще находится в пустыне. Обнаружив, что погружается в неторопливую сонную жизнь, он стал мягко настаивать на необходимости продолжать свое путешествие. Когда он покидал стоянку шаммари, одиннадцать мужчин молча последовали за ним, выражая ему признательность, так как сам Бен Дирра не мог проводить их в Хаиль, потому что нога у него все еще оставалась черной и распухшей.

В воздухе носились слухи – пока что едва слышный шепот, – но шаммари, давно кочевавшие по пустыне и останавливавшиеся в каждом стойбище бедуинов, усердно расспрашивали обо всех новостях. Эмир Рашид еще никого не призывал в Хаиль, однако шейхи искали предлог прибыть туда вместе со своими приближенными. Говорили, что тайно прибыла королева инглези, чтобы найти себе мужа среди принцев и поднять в пустыне восстание против египетского правления. Когда новости дошли до Селима и Ардена, Селим бросил на Ардена такой убийственный взгляд, что тому стоило большого труда сохранить серьезное выражение. Честно говоря, он был рад суматохе и неожиданному повороту событий, рассчитывая, что таким образом в Хаиле удастся избежать нежелательного любопытства, касающегося голубоглазого марокканца Хадж-Хасана. Арден полагал, что, когда вся пустыня взбудоражена, будет намного легче улизнуть с нужной ему чистокровной кобылой.

Здесь, в Хаиле, правил принц Абдулла Ибн-Рашид, формально платя дань и подчиняясь Сауду из Эр-Рияда, располагавшегося от Хаиля на расстоянии десяти переходов верблюдов. Их отношения между собой балансировали на острие кинжала. К тому же кланы Эль-Рашида и Эль-Сауда, не тая враждебности друг к другу, находились еще и под египетским ярмом, вынашивая тайные замыслы и против завоевателей. Хотя здесь на улицах господствовали египетские солдаты, живущие в неприятной близости со своими покоренными врагами, бедуины признавали властителем своих мыслей и жизней только Рашида – во всяком случае, в такой степени, в какой бедуины вообще когда-либо могли считать какого-либо человека своим правителем.

Отряд шаммари, охранявший Ардена, прошествовал впереди него в кофейню, даже не остановившись при резком переходе от ослепительно-белого света к темноте, наполненной бормотанием сотни голосов и звонким, как у колокольчика, стуком кофейных ступок. Яркий свет падал через открытую дверь, освещая одну из ряда массивных колонн. Свет проникал также через расположенные наверху крошечные окошки. Шаммари прошли в дальний угол, где рабы присматривали за множеством стоящих на огне огромных кофейников, и присоединились к гостям, сидевшим на коврах или стоявшим, прислонясь к стене.

– Салам алейк! – любезно приветствовали их.

– Алейк эс-салам! – отозвались они ответным пожеланием мира.

– Волей Аллаха, у вас все в порядке? – задал кто-то положенный по ритуалу вопрос.

– Хвала Аллаху, с нами добрый человек, – последовал такой же обязательный ответ – всегда один и тот же, даже если на караван человека напали, его женщин связали, а овец украли.

– Это мой побратим, – кивком указал на Ардена один из шаммари. – Его имя Хадж-Хасан, Отец Десяти Выстрелов.

– Аллах всемогущ! – тихо ответил Арден, обнаружив, что слухи о нем опережали его самого. Он сел и, сняв с плеча винтовку, положил руку на обернутый кожей ствол.

– Демон привязан там? – Любопытные с восхищением осторожно наклонились над винтовкой.

– О нем опасно говорить, – отозвался Арден. – Веллах, давайте поговорим о чем-нибудь приятном. Это Селим Эль-наср, сын моего отца. Я поклялся своей бородой, что найду ему невесту среди самых благородных девушек Неджда.

– Нет! – громко выкрикнул Селим. – Клянусь Аллахом, я не женюсь!

В наступившей напряженной тишине Арден искоса взглянул на мальчика, который вызывающе смотрел на него со жгучей тревогой в глазах и румянцем на щеках. И Арден снова поразился хрупкой волшебной красоте юноши, чистому, изысканному совершенству его лица под бедуинской краской и яркими украшениями.

Странное чувство охватило Ардена, чувство отчужденности, более глубокое, чем он когда-либо ощущал, даже будучи в самых диких уголках земли или в скучнейших бальных залах, чувство отстраненности от всего, что находилось вокруг него, кроме мальчика, маленького дикаря с большими подведенными краской глазами, который смотрел на него с мольбой и с безнадежным безмолвным обожанием. Чувства мальчика светились в его глазах. О мой Бог! – пришла в голову Ардена неожиданная мысль, но сейчас не время терять здравый смысл, и Арден промолчал, не высказывая никакого упрека и не давая понять, что вспышка Селима расстроила его. Приняв из рук слуги маленькую чашечку зеленовато-коричневого кофе и пригубив напиток, Арден снова заговорил, как будто ничего не произошло.

– Какие новости? – тихо поинтересовался он.

Селим понял, что его порывистый протест просто проигнорирован, он опустил взгляд, мрачно скривил губы и так низко нагнул голову, что были видны только его макушка, весело покачивавшиеся бусы из бирюзы и жемчужина. Арден сидел рядом с ним и пил кофе, а окружающие обменивались слухами и своими соображениями о невестах. Ибн-Арук имел четырех дочерей на выданье, одна красивее другой. Принц Рашид намеревался объединить племена и выступить против египтян. Нет, Рашид собирался напасть на саудов, пока они ослаблены после провала собственного восстания в прошлом году. Младшая дочь Ибн-Шалаана красивее, и у нее лучше родословная, чем у дочерей Арука, но он лелеет ее и не позволит выйти замуж, пока ей не исполнится тринадцать, хотя нет сомнения, что достойный выкуп за невесту мог бы заставить его пересмотреть свое решение. Рашид не осмелится напасть на Эр-Рияд, во всяком случае, пока египтяне держат там свою большую пушку и оружие франкских неверных.

– Но теперь – воля Аллаха! – прибывает королева инглези, – уверенно заявил бедуин со шрамом на лице.

– Да, веллах! – хором подхватили остальные. – Прибывает королева!

– Если сауды не прибудут раньше, – угрюмо вставил кто-то. – Харб сказал, что как раз сейчас они скачут сюда с египетскими солдатами, чтобы сорвать все замыслы Рашида.

– Тогда Аллах пошлет вместе с королевой ее армию. – Неопрятный бородач бросил бедуину дерзкий взгляд. – Армию инглези! – добавил он почтительно.