– Ничего страшного. Мы все устали, а ты наверняка была с Нэшем.

– Да. Я отлучалась из палаты несколько раз – съездить к нему домой и покормить Джекса, перекусить или подышать свежим воздухом. Медсестра любезно предложила мне свободную койку, чтобы я могла остаться с Нэшем. – Лора улыбается.

– Рада за тебя. Как он вообще? – Подавляю зевок и несколько раз моргаю. Господи боже, после ночи у постели Митча я не чувствую себя отдохнувшей. Кажется, будто ни на минуту на сомкнула глаз. Ощущаю каждую мышцу шеи, которую, кажется, умудрилась потянуть. Нужно будет сходить на массаж. Я почти смеюсь от этой мысли: благодаря работе я ближе к выгоранию, чем к массажному столу.

Может, спросить у физиотерапевтов? Они наверняка предлагают подобные процедуры…

«Один сеанс массажа между операциями этому столику, пожалуйста…»

– Не хочешь поговорить о том, как у тебя дела? И что с тобой происходит? – приподнимает бровь Лора, с подозрением глядя на меня.

– Нет, не хочу. Рассказывать особо не о чем. Так что там Нэш?

Лора поджимает губы. Она не выглядит убежденной, что неудивительно – в конце концов, мои слова звучат так, будто я сама в это не верю. Как бы то ни было, Лора воздерживается от вопросов и, заправив прядь за ухо, говорит:

– Нэш чувствует себя намного лучше. Он идет на поправку быстрее, чем ожидалось. Доктор Фолкс, его лечащий врач, делает самые радужные прогнозы. Он уверен, что необратимых повреждений не произошло. Уже можно исключить серьезную черепно-мозговую травму. За несколько недель все симптомы: головные боли, ретроградная амнезия, нарушения кровообращения и дыхания – должны исчезнуть. Помимо головной боли, у Нэша нет никаких вегетативных расстройств. Он уже чувствует себя настолько хорошо, что вчера собирался выписаться. – Лора смеется, но потом тяжело вздыхает. – Конечно, Нэш никогда бы этого не сделал, в отличие от Йена. Нэш любит больницу, за исключением тех случаев, когда ему приходится выступать в роли больного. Тогда он ведет себя как вредный ребенок. Поэтому я взяла с него обещание, что до выходных он останется в палате под наблюдением врачей, а после я отвезу его домой. Ему придется пройти осмотр, прежде чем вернуться к работе, но это случится не раньше следующего месяца. Когда он полностью поправится. Пусть ожидание и дается ему нелегко.

– Значит, сейчас он ведет себя как вредный ребенок? – удивленно переспрашиваю я.

– Только ему не говори, – ворчит Лора.

– А вообще звучит неплохо. Я рада.

– Я тоже. Я… – Запнувшись, Лора отводит взгляд и поджимает губы. – Мне было так страшно, Сьерра. Как никогда, – тихо произносит она, закрывая глаза.

Я прекрасно знаю, о чем она говорит. Этот страх мне знаком. Я испытала его, когда после взрыва увидела пострадавших. Когда нашла Митча…

Вскинув голову, сажусь прямее.

– Понимаю. Мне тоже, – признаюсь я, хотя это тяжело. – Но Нэш в порядке. Он выкарабкался и теперь идет на поправку. Через месяц он вернется к работе и будет доставать нас, пока весной нашим куратором не станет Йен.

– Лишу еще не выписали, а Йен выписался сам. Вот упрямый осел! Ему уже намного лучше. – Лора широко улыбается. – Хотя ему все равно придется недельку посидеть дома. Он вписал себя в график дежурств, но его оттуда вычеркнули. Скорее всего, по распоряжению доктора Гарднера, который решил положить конец этому безумию. К счастью!

– Доктор Гарднер – тот еще фрукт, – бормочу я, вспоминая, как он заставил меня взять выходной.

– Что говоришь?

– О, ничего, – отмахиваюсь я.

– Думаю, взорвался кислородный баллон, – внезапно заявляет Лора, высказывая то же предположение, что и Йен.

Киваю.

– Никогда не думала, что нам придется пережить что-то подобное.

– Как и я, подруга. Как и я… Я постоянно вспоминаю о Джордже, – добавляет она.

Официантка приносит кофе и еду, избавляя меня от необходимости отвечать. Я рада, потому что не хочу говорить о случившемся. Не хочу вспоминать о том, что было.

Лора благодарит официантку, я следую ее примеру – с меньшим энтузиазмом, но не менее искренне. Лора заказала блинчики, рогалик с сыром и мюсли с фруктами, а я – только блинчики, потому что почти не испытываю голода. Отпиваю кофе. Он превосходен, в отличие от варева Эдит. Можно было бы сказать Эдит правду, но эта женщина счастлива поить нас кофе, и все дружно решили, что лучше заработать язву желудка, чем заставить ее плакать.

– Ты ходила к Митчу?

Резко вдыхаю и, подавившись, захожусь в кашле. Хочу ответить «нет», но какой смысл лгать единственной подруге? К тому же она все равно бы не поверила. Лора слишком хорошо меня знает.

Откашлявшись, признаюсь:

– Да.

– «Да»? И это все?

Сунув в рот кусочек блинчика, начинаю медленно жевать, чтобы выиграть время.

– А что ты хочешь услышать? – выдавливаю, прежде чем съесть еще кусочек.

– Когда это было? Как Митч?

Ковыряясь вилкой в блинах, ворчу:

– Думаю, хорошо.

– Вы не разговаривали? – недоуменно спрашивает Лора.

Встречаюсь с ней взглядом.

– Нет. Митч спал.

– Ясненько, – протягивает она, и я почти вижу, как в голове у нее возникают новые вопросы – вопросы, на которые не хочу отвечать.

– Вот почему легче совсем не иметь друзей. Никому не нужно ничего рассказывать или объяснять и не приходится выслушивать раздражающие вопросы, – говорю я, указывая на Лору вилкой.

Лора широко улыбается, отчего у нее изо рта чуть не выпадает кусочек рогалика.

– На самом деле ты совсем не против, – возражает она с уверенностью.

Громко фыркнув, отвечаю:

– Я навещала Митча. Он спал, зазвонил телефон, я ответила на звонок, а потом ушла.

– Что?

Со стоном опускаю вилку на тарелку, понимая, что Лора не отстанет, пока не узнает подробности.

– Я уже ходила к Митчу – в тот день, когда ты впервые навестила Нэша, – но в палату не зашла. Просто стояла перед дверью, как идиотка. Ну что, довольна? Вчера утром я приходила снова. Меня застукал его лечащий врач и стал задавать странные вопросы, когда я попыталась уйти. – Делаю глубокий вдох и передразниваю доктора Томаса: – «Вы не хотите спросить, как у него дела? Разве вы не за этим сюда пришли?» Тот еще задавала! Да что он понимает?

– Сьерра… – вздыхает Лора. Я узнаю этот тон и понимаю, что она сейчас скажет.

– Стоп! Хватит на меня так смотреть! И не произноси мое имя так… сочувственно и грустно. Все в порядке, слышишь?

– Мы обе знаем, что это неправда.

Молчу, испытывая те же чувства, как тогда, когда впервые пришла к Митчу в палату интенсивной терапии. Разговор задевает меня за живое, волнует и причиняет боль.