– Так и есть, – согласился Орк, хотя по его тону было заметно, что он слышит обо всём этом впервые в жизни.

– Никто больше не захотел брать на себя ответственность. Это сделал Орк. Поэтому до возвращения взрослых, он – наш Капитан.

– Вот только они никогда не вернутся, – прибавил Орк.

– Совершенно верно, – поддакнул Говард. – Слышали, что сказал Капитан?

Сэм покосился на Астрид. С одной стороны, народ действительно надо было призвать к порядку. С другой, – Орк был последним, на которого пал бы выбор Сэма. С третьей, самому Сэму ужасно не хотелось этим заниматься.

Драка, считай, закончилась. Теперь, когда они стояли друг против друга лицом к лицу, сомнений в том, кто победит, не оставалось. Четверо на четверых, но среди хулиганья был Орк, который один шёл по меньшей мере за троих.

– Мы просто хотим найти малыша Пита, – наконец произнёс Сэм, проглатывая обиду.

– Да? Когда что-нибудь ищешь, лучше не торопиться, – осклабился Говард.

– Вы просто хотите отнять у нас гольф-кар.

– Ну, а я о чём толкую? – Говард смиренно развёл руками.

– Считайте, это что-то вроде налога, – добавил Молоток.

– Именно! – согласился Говард. – Налог.

– А ты откуда? – спросила Астрид у Молотка. – В нашей школе я тебя не видела.

– Я из «Академии Коутс».

– Моя мама работает там ночной медсестрой, – сказал Сэм.

– Работала, – уточнил мальчишка.

– Ну и зачем ты к нам явился? – продолжала допытываться Астрид.

– Не сошёлся с тамошними характером, – небрежно хохотнул Молоток, но эффект был подпорчен тенью страха в его глазах.

– А взрослых у вас там не осталось? – с надеждой поинтересовался Сэм.

– Уси-пуси, Сэмми хочет к мамочке, – ухмыльнулся Говард.

– Забирайте гольф-кар, – сказал Сэм.

– Вот только не надо на меня так смотреть, чувак. Я же тебя насквозь вижу, Сэм-Школьный-Автобус. Сэм-Пожарный. Сперва корчишь из себя героя, а потом исчезаешь, так? Приходишь и уходишь. Вчера все только и спрашивали: «Где Сэм? Где Сэм?», и я вынужден был сказать: «Народ, Сэм свалил с Астрид-Гением, потому что Сэму не по душе общество таких серых личностей, как мы с вами. Он предпочёл компанию своей подружки-блондинки».

– Она вовсе не моя подружка, – возразил Сэм и тут же пожалел об этом.

Говард захохотал, довольный своей провокацией.

– Послушай, Сэм, пока ты делал вид, что слишком хорош для нашего маленького мирка, мы с Капитаном Орком и наши парни всегда были рядом с народом. Так что уйди, не стой у нас на пути.

Сэм почувствовал взгляды Астрид и Квинна, явно ждавших, что он сейчас примется спорить с Говардом. Вот только к чему? Ведь он действительно знал, что дети на площади ждали от него помощи, тут Говард был прав. Однако Сэм предпочёл сбежать. Поиск брата Астрид – это лишь повод.

– Мне всё это надоело, – прорычал Орк.

– Окей, Сэмми, – улыбнулся Говард. – Давайте, ищите своего мелкого Питиота, но не забудьте и о подарочке Капитану Орку, который теперь управляет УРОДЗ. Так-то чувачок.

– Чем-чем управляет? – переспросила Астрид.

– Моя идея, – Говарда прямо-таки распирало от гордости. – УРОДЗ. У-РОДЗ. Улица Радиоактивных Отходов – Детская Зона. Никого, кроме детей, – он рассмеялся, если, конечно, эти звуки можно было назвать смехом. – Не дёргайся, Астрид. Просто УРОДЗ. Усекла?

Когда Лана открыла глаза, день жарко светил ей в лицо. В небе продолжали кружить зловещие крылатые тени, то и дело перекрывая солнце. Грифы наблюдали и ждали, уверенные, что еда никуда от них не денется.

Её язык так распух, что едва ворочался во рту, сделавшись похожим на кляп. Губы потрескались. Она умирала. Лана повернула голову в поисках несчастного пса. Он должен был лежать рядом с ней. Лабрадора нигде не было. Вдруг до неё донёсся заливистый лай.

– Патрик!

Пёс, весёлый и довольный подбежал к ней и принялся прыгать, предлагая встать и поиграть с ним. Здоровой рукой Лана ощупала его шею. Шерсть заскорузла от запёкшейся крови. Попыталась найти место, где была рана. Там обнаружилась лишь подсохшая корочка. Кровь не текла, а судя по поведению Патрика, пёс никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Может, ей всё это приснилось? Да нет, шерсть-то в крови.

Лана сосредоточилась, пытаясь вспомнить то, что было перед тем, как на неё навалился сон. Может, она молилась и произошло чудо? Но Лана не помнила, чтобы молилась. Она была не тем человеком, который находит утешение в молитвах.

Значит, это сделала она сама? Каким-то образом исцелила Патрика? Лана чуть не рассмеялась. Она явно бредит или сошла с ума. Навоображала всякого.

Свихнулась от боли, жажды и голода. Короче, спятила.

Вдруг она почувствовала какую-то вонь. Запах был сладковатым и противным. Лана скосила глаза на правую руку. Кожа над переломанными костями натянулась и потемнела, почти чёрная кромка сменялась грязноватой прозеленью. Запах был очень скверным.

Борясь с подступившим ужасом, Лана сделала несколько медленных, судорожных вдохов. Она слышала о гангрене. Если в тканях не циркулирует кровь, они отмирают и начинается гангрена. Её рука умирала, воняя сгнившим мясом.

В нескольких футах приземлился гриф и, склонив голову на длинной голой шее, уставился на девочку глазками-бусинками. Грифу был хорошо знаком этот запах. Патрик залаял и кинулся на птицу. Та неохотно улетела.

– Перебьёшься, – прохрипела Лана, но слабость собственного голоса испугала её ещё больше.

Грифы до неё доберутся, обязательно доберутся.

Однако рядом был Патрик, совершенно выздоровевший после раны, казавшейся смертельной. Лана положила левую руку на свой перелом. Кожа под засохшей кровью была горячей и отёкшей. Она закрыла глаза и подумала: «Что бы ни случилось с Патриком, я хочу, чтобы это произошло и со мной. Я не хочу умирать, не хочу!»

Всё больше впадая в забытьё, она думала о доме. О своей комнате, о плакатах на стене, о ловце снов у окна, о подзабытых плюшевых зверушках в плетёной корзинке, о шкафе, лопавшемся от одежды, о коллекции азиатских вееров, которую все считали странной причудой.

Злость на родителей прошла. Лана по ним скучала. Больше всего на свете она хотела к маме. Ну, и к папе, разумеется. Он бы точно её спас.

Лане снились горячечные сны, полные картин, от которых перехватывало дыхание, а сердце билось как молот. Она чувствовала, что погружается в тонкую земную кору, тонкую кожицу, вроде оболочки воздушного шарика. Под ней находилось пространство, вихрящееся облаками и языками пламени. А там, далеко внизу ожидало чудовище. Что-то из детства, вроде буки, из-за которого она часто просыпалась в слезах по ночам.