— Я в этом уверен. Но мне горько было услышать от вас о его смерти. Он умер здесь, или это случилось по его возвращении в Англию?

— Это… случилось здесь, — ответила Мимоза.

Ей явно было мучительно говорить на эту тему.

Герцог тактично начал рассказывать о других местах, которые он посещал, и о тех развалинах римских городов, которые показались ему наиболее интересными.

Эта тема заставила глаза Мимозы снова заблестеть.

Не могло быть сомнения — девушка испытывала настоящий интерес к его рассказу.

Это удивило герцога, потому что он никогда еще не встречал женщины, которая хоть в малейшей степени проявила бы интерес к раскопкам. Все они интересовались только им.

Те, с кем ему случалось беседовать на эту тему, вежливо слушали, но потом как можно быстрее переводили разговор на себя или на что-то более личное.

Мимоза, однако, засыпала его вопросами о том, что он нашел в Алжире и Ливии.

Вопросы были не только разумными, но, подумал герцог, выдавали такие ее познания в этой области, которые озадачили его.

Они говорили о римлянах, их история, их огромной империи, пока не пришло время обеда.

— Я и понятия не имела, что уже так поздно! — воскликнула Мимоза. — Пожалуйста, простите меня, если я вам надоела, но ваши рассказы показались мне совершенно захватывающими!

И, прежде чем герцог смог ответить, добавила:

— Наверное, вы не отказались бы от бокала шампанского. Мне следовало предложить это раньше.

— Как правило, я пью очень мало, — признался герцог, — но сегодня, я чувствую, мне надо отметить ваше гостеприимство и доброту ко мне, и бокал шампанского был бы очень кстати.

Мимоза отдала распоряжение.

Пока она разговаривала со слугой, герцог поднялся, подошел к открытому окну и выглянул в сад.

— Именно таким я и представлял Тунис, — сказал он, — однако был разочарован, пока ехал сюда от порта по улицам вдоль обветшалых зданий, нуждающихся хотя бы в покраске.

— Некоторые выглядят просто ужасно, — согласилась Мимоза, — но в центре города все заметно улучшилось с тех пор, как появились французы.

— Яне думаю, что местным жителям нравится, когда их заставляют вести себя как следует, — заметил герцог, — но я уверен: со временем они поймут, что все делается для их же собственной пользы.

Мимоза засмеялась:

— Ваши слова похожи на то, что обычно говорила моя няня.

— Теперь и я вспоминаю, как моя няня говорила мне то же самое! — откликнулся герцог. — Так, значит, вы воспитывались в Англии?

Он удивился, когда Мимоза снова смутилась и не сразу ответила на его вопрос:

— Ив Англии, ив… Америке.

Он обнаружил, что ему трудно понять эту девушку.

Учитывая, что его собеседница покинула Париж вместе с графом Андре, чья репутация ни для кого не являлась тайной, она казалась удивительно наивным созданием и выглядела много моложе, чем он ожидал.

— Конечно же, вы живете здесь не одна? — спросил он.

— Нет… нет, — ответила Мимоза. — Мадам Бланк, она француженка, живет со мной, но сегодня у нее ужасная мигрень, и она не встает с постели.

— Меня бы удивило, если бы у столь юной и красивой дамы не оказалось компаньонки, — заметил герцог. — Я понимаю, вы уехали сюда после гибели ваших родителей в том ужасном железнодорожном крушении. Полагаю, вы стремились бежать от всего, напоминавшего вам о них.

— Д-да… Именно поэтому я… уехала, — согласилась Мимоза.

Она чувствовала, как спотыкается на каждом слове: лгать она не умела.

Нехорошо было уже то, что она притворялась Минервой перед Сюзеттой и слугами.

Но почему-то это получалось у нее намного легче, может быть, из-за того, что говорить приходилось на иностранном языке.

Но ложь на родном языке, по-английски, воспринималась как еще большая ложь, и выговорить ее было трудно.

Если и было на свете что-то, к чему ее родители всегда относились с отвращением, так это ко лжи любого сорта.

Они учили Мимозу всегда говорить только чистую правду.

— Лгать — не только малодушно, — сказал ей отец, когда она была еще совсем маленькой девочкой, — но и унизительно. Ложь унижает, делает тебя запятнанной в твоих собственных глазах. И еще — ложь всегда выходит наружу.

Теперь, вынужденная лгать, Мимоза надеялась, что герцог никогда не узнает правды, никогда не разоблачит ее.

Он казался ей добрым человеком, и она была уверена, что сам он отличался правдивостью и прямотой.

Она не могла понять, почему так решила.

Но Мимоза не сомневалась в своей правоте, так же как не сомневалась в злобном характере мсье Шарло даже до того, как узнала об этом из его собственных слов.

Таким же необъяснимым образом она была уверена, что герцогу можно доверять.

«Неужели он разоблачит меня?..»— подумала она и решила, что безопаснее всего переменить тему и поговорить о чем-либо еще.

После обеда герцог сказал, что намерен поскорее заняться приготовлениями к поездке в Фубурбо Майус, куда он стремился попасть как можно скорее.

Мимоза объяснила ему, где он сможет нанять лучших погонщиков верблюдов, и добавила:

— Конечно, лучше, хотя и намного дороже, нанять проводников с лошадьми. Вы ведь один, и вам не нужна большая палатка, а маленькую легко навьючить и на лошадь.

Они немного помолчали.

Потом герцог обратился к ней:

— Чего я и впрямь хотел бы, так это чтобы вы поехали со мной, хотя я и напоминаю ребенка, пожелавшего достать пуну с неба.

Трудно найти лучшего гида, учитывая ваши собственные впечатления и знания, почерпнутые из книги вашего дяди. Вы ведь сказали, что уже побывали там.

Мимоза замерла, затаив дыхание: она поняла, что очень хотела бы сделать то, что предлагает герцог.

Поездка позволила бы ей снова увидеть могилу ее отца и помолиться там.

Ей было также интересно, какое впечатление Фубурбо Майус произведет на герцога.

Так же ли будет он взволнован, как она или сэр Ричард?

Девушка сказала себе, что подобная идея несбыточна, но тут же спросила себя:

— А почему бы и нет?

Она — сама себе хозяйка и ни перед кем не должна отчитываться.

Кого будет интересовать, поехала ли ома в Фубурбо Майус, или осталась на вилле выслушивать болтовню Сюзетты?

Герцог наблюдал за ней.

— Если вы действительно думаете… будто я смогу оказаться вам полезной… Тогда, конечно, я бы с радостью отправилась с вами в Фубурбо Майус.