3. Джон Тенниел. Шляпник, у которого с трясущихся ног спадают башмаки. Иллюстрация к «Алисе в Стране чудес», 1865

Несмотря на то что Кэрролл интересовался медициной, а Тенниел изобразил в зеркале модницы погибшую от изнурительной работы швею, широкая публика, по всей видимости, оставалась в неведении об условиях труда шляпников. В 1862 году сатирический журнал Punch задавался вопросом: «Нам любопытно будет узнать, от какого такого безумия страдают шляпники и почему они прежде всех других достигли исключительного совершенства в том виде изящных искусств, которому особенно покровительствуют и дают приют в Бедламе»[166]. Бедлам, или госпиталь святой Марии Вифлеемской, был одним из самых известных «домов умалишенных» той эпохи. Статья завершается игрой слов, связывающих фетр и ощущения[167]: «Мы полагаем, что можем взять на себя смелость констатировать: безумие шляпника должно заключаться, согласно природе его ремесла, в том, что, как говорится, легче почувствовать (to be felt), чем описать». Поговорка «безумен, как шляпник» (mad as a hatter) – могла обозначать преходящее состояние «безумия», то есть гнев, а не помешательство. Считалось, что она являлась искаженной версией фразеологизма «злой как гадюка» (mad as an adder)[168]. Шляпных дел мастера действительно принимали активное участие в протестных политических движениях как во Франции, так и в Соединенном Королевстве, и, как правило, они были более склонны к совершению насильственных преступлений, умирали в более раннем возрасте и кончали жизнь самоубийством чаще, чем их сверстники-представители других профессий[169].

Спор об источниках вдохновения для Кэрролла вряд ли когда-нибудь удастся разрешить, однако на момент публикации его книги многие врачи были уже хорошо осведомлены о проблеме меркуриализма. Симптомы, описанные веком раньше, с небольшими вариациями то и дело появлялись в медицинских трактатах во Франции, Великобритании и Америке. В журналах не назывались имена шляпников из рабочего класса, но нам известны некоторые случаи отравлений. Так, Джон Батлер, мастер сорока лет от роду, умерший в Лондоне в 1840 году от Delirium Tremens – «трясущегося помрачения»[170]. В то же самое время Чарльз Бэджер, шляпник, работавший индивидуально в маленьком городке Ившем в графстве Вустершир, изготовил ныне несколько потрепанный цилиндр, содержащий ртуть. Следовательно, токсичный металл использовали даже в сельских мастерских за пределами крупных центров моды. В 1857 году на 62-м году жизни шляпник из Страсбурга, обладая «мрачным и замкнутым» характером, совершил самоубийство, выпив ртутный раствор для обработки шкурок. Он умирал в агонии на протяжении двенадцати с половиной часов[171]. К самоубийству его наверняка подтолкнуло типичное аффективное расстройство, вызванное отравлением ртутью, которое может провоцировать склонность к суициду. В 1860 году автор одной из медицинских статей указывал, что больные шляпники выглядят утомленными, лица их мертвенно бледные, и «у многих из них вдоль десен тянутся синеватые полосы»[172]. Результаты исследования, проведенного в 1875 году, показали, что отравление ртутью провоцирует выкидыши, преждевременные роды и мертворождение у женщин-меховщиц, работавших с токсичными шкурками[173]. Мех таил в себе и другие угрозы: многие шляпники умирали от заболеваний дыхательных путей, некоторые заражались антраксом – бактерией, живущей в шерсти и мехе животных и вызывающей сибирскую язву[174]. До изобретения антибиотиков эта инфекция, известная как «болезнь сортировщиков шерсти», в половине случаев заражения имела смертельный исход. Во время Первой мировой войны многие британские и американские солдаты, а также мужчины из мирного населения заражались ею от инфицированных кисточек для бритья. Особую опасность представлял импортированный из Азии товар: кисточки изготавливались из конского волоса, окрашенного под дорогостоящий мех барсука[175]. К смерти мог привести даже маленький порез, сделанный опасной или безопасной бритвой. В наши дни антракс по-прежнему считается очень опасным токсином и террористической угрозой.

Во второй половине XIX столетия промышленность становилась все более механизированной: подготовка меха и изготовление шляп происходили уже на двух фабриках[176]. Работников теперь разделяли на «меховщиков», или «вытягивателей меха», и собственно «шляпников». Тем не менее рабочие обеих специализаций продолжали страдать от отравления ртутью. В это время усилился государственный надзор над охраной и гигиеной труда, однако предпринимаемые меры не всегда влекли за собой реформы на производстве или улучшение состояния здоровья рабочих. Согласно «Акту о фабриках и мастерских» (Великобритания, 1895) требовалось сообщать о случаях профессиональных заболеваний, представлявших угрозу на «опасных производствах»: отравлениях свинцом, мышьяком, фосфором, а также о заболеваниях сибирской язвой. В 1898 году старший фабричный инспектор труда женщин Аделаида Андерсон отмечала, что в Лондоне «вытягиватели меха», в основном женщины, страдали от меркуриализма. Главный инспектор Томас Морисон Легге настаивал на расследовании этого странного обстоятельства, «поскольку принято считать, что отравление ртутью – пережиток прошлого»[177]. На следующий год Легге внес ртуть в список опасных веществ, однако в статистический отчет попали данные лишь о нескольких работниках, уже утративших трудоспособность[178].