Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вряд ли станут что-то менять в группе, — рассуждал Сперанский. — А вот в общаге могут и переселить… У нас одно свободное место, у Денисова вообще три освободилось…
— Да можете вы наконец заткнуться?!
Перовская грохнула кулаком по столу так, что зазвенела вся посуда.
— Девяти дней не прошло, а вы уже прыгаете, скачете, хлопушки взрываете! — задыхаясь от возмущения, кричала она.
Денисов попытался успокоить взбесившуюся девушку, но было поздно — у Перовской началась натуральная истерика.
“Ир, уведи ее”, — попросил я подругу. — “Меня она все равно не послушает. Здесь нужна женская душа”.
“Она и меня не послушает. Это ж Перовская”, — пробормотала в ответ Ирэн. — “Но попробую”.
Ирка отложила приборы, поднялась, обошла стол и обняла бившуюся в слезах Перовскую. Что-то зашептала ей на ухо, поглаживая по волосам. Не знаю, что именно сказала Ирка, но Перовская замерла, долго глядела остекленевшими глазами в одну точку, а затем позволила Ирэн себя увести.
“Мы в туалет”, — сообщила подруга. — “Умою ее и приведу в порядок. Сделай так, чтоб вас здесь не было, когда мы вернемся”.
“Хорошо”.
Не ожидал, что Марианна сорвется. Меня обуяли противоречивые эмоции. С одной стороны, собаке — собачья смерть. Княжичи сами нарвались. С другой… Перовская вряд ли что-то знала о том, что приключилось той роковой ночью. И она имела право на скорбь.
Если я все понял правильно, между ней и Забелло было нечто большее, чем дружба. И даже если опустить комментарии относительно вкуса Перовской и качеств Забелло, она лишилась близкого человека. Следовало уважать чужое горе.
Хвала небесам, хотя бы Ирка обладала навыками успокаивать потерявших разум от скорби женщин. У меня это получалось не так хорошо.
— Думаю, нам пора, — Ронцов поднялся из-за стола. — Все равно кусок в горло не лезет.
Сперанский тоже понес свой поднос в окошко для грязной посуды, а я задержался, играя в гляделки с Денисовым.
“Записку покажешь?” — спросил я ментально.
“Не здесь. Не хочу, чтобы остальные пялились. В библиотеке через пять минут”.
“Принято”.
Я залпом допил обжигающе горячий и до зубного скрежета сладкий кофе и, сдав посуду, вышел на воздух. Нужно было проветрить голову.
Грасс появилась на крыльце с сигаретой в руках.
— Больше не прячешься? — спросил я.
— Прячусь. Отойду за угол. Через пятнадцать минут пара.
— Ага.
Вдохнув напоследок свежего морозного воздуха, я вернулся в корпус и направился в библиотеку. Денисов ждал меня у входа.
— Перовская в порядке? — спросил я.
Константин неопределенно покачал головой, но помрачнел.
— Не очень. Если не возьмет себя в руки, боюсь, придется обращаться к лекарям. Или даже к мозгоправам, чтобы хоть немного ослабили воспоминания. Не ожидал я, что это так по ней ударит. Первые пару дней вела себя тихо, а сейчас ее понесло.
— Каждый по-своему справляется с горем.
— В том и дело. Она не справляется.
— Дай ей время, — ответил я. — Для тебя все эти Меншиковы с Афанасьевым были никем. А у Перовской с Забелло, судя по всему, была своя история.
— Давай к делу, — Денисов вошел в двери библиотеки и тут же направился в один из маленьких читальных залов.
Я прихватил пару свежих газет для вида уже скорее по привычке — запах типографской краски вызывал воспоминания о Матильде. Я надеялся, она благополучно добралась и устроилась в Букуреште.
Денисов плотно закрыл за мной дверь, зажег настольную лампу и вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо листок бумаги.
— Плотная, дорогая, — сказал я, помусолив ее в пальцах.
Денисов кивнул.
— Но не гербовая. Думаю, итальянская, особая для писем. И писали дорогой перьевой ручкой.
— Откуда ты знаешь?
— Сразу видно деревенщину. Уж прости, Соколов. Если долго и много работаешь с документами, то узнаешь дорогую канцелярию на ощупь. Тут видно, что перо дорогое. И чернила черные.
— Значит, наш любитель эпистолярных загадок — некто обеспеченный, — заключил я.
— Причем весьма и весьма.
В записке не было сказано ничего интересного. Все то, что пересказал ранее Денисов. По сути, оповещение о том, что на Константина и компанию обратили внимание. Поручение ждать знака… И все. Даже странно.
Я разочарованно вздохнул. Не знаю, что я рассчитывал увидеть или выяснить, но ближе к разгадке не стал. Разве что наклон почерка был интересный. Не похож на женский, но и для обычного мужского был несколько вычурным. Словно писавший испытывал удовольствие от процесса выведения букв.
Секретарь? Вряд ли.
— Ну, записку ты увидел, — нетерпеливо сказал Денисов. — Что дальше?
Я улыбнулся внезапному озарению.
— Можно попробовать выяснить, кто ее писал, с помощью психометрии.
Константин округлил глаза.
— С ума сошел? — громким шепотом возмутился он. — Я не понесу ее спецам Аудиториума!
— У меня есть свой специалист. Начинающий, но весьма талантливый, — осклабился я. — Полагаю, ему это будет интересно. Точнее, ей.
Денисов вырвал записку из моих рук.
— Нет! — зашипел он. — Не нужно привлекать к этому кого попало!
— Это не кто попало, а твоя одногруппница, — возразил я. — Грасс. И то если она согласится.
Лицо вражины вытянулось.
— Грасс идет на психометриста?! Да ладно?
— Ага, — кивнул я. — Сам в шоке. Но она настойчива в своих стремлениях. А еще за ней должок…
Денисов замолчал — лишь сверлил меня тяжелым взглядом.
— Нет, Соколов. Плохая это идея вмешивать сюда еще и Грасс. Она здесь совсем ни при чем. Это плохая, очень-очень плохая идея.
Ну это как сказать…
— А какие еще варианты? — огрызнулся я. — Наша задача — выйти на Темную Аспиду и понять, кто и кого там дергает за ниточки. Ну или хотя бы сузить круг поисков. И у нас есть только две зацепки — записка и личность того человека, о котором ты не можешь ничего рассказать из-за блока.
Денисов тяжко вздохнул и, отодвинув стопку забытых кем-то книг, уселся прямо на письменный стол.
— Только один вариант у нас остался, — ответил он. — Я договорился с библиотекарями и до утра торчал здесь. Искал фотографии, упоминания. Пытался найти хоть что-то про того человека.
— И, видимо, безуспешно, — предположил я.
— Да. Вообще в этих залах информации о преподах и администрации немного. Возможно, все важное хранится в архиве административного корпуса. Там же, где и личные дела.