— Хватит ли у меня мужественности, чтобы взять тебя? В этом состоит твой вопрос, Тэсс?

Она вздернула маленький упрямый подбородок; ярость подстрекала ее к следующему опасному шагу.

— Так ли это, милорд? — мурлыкала Тэсс, изучая его из-под опущенных ресниц. — Ты настоящий мужчина, верно?

И потом какой-то безрассудный демон заставил ее слегка пошевелиться и потереться бедрами о его напряженный мускулистый жезл.

В эту минуту Тэсс преследовала свои цели. Со сверкающими глазами она наблюдала, как рассыпаются в прах последние опоры железного самообладания Рейвенхерста. Витиевато выругавшись, он схватил ее ноги и обвил их вокруг своей талии, дав ей почувствовать всю силу своей агрессивности. С потемневшим от ярости лицом он протопал к длинному, засыпанному мукой столу на кухне, на котором и распластал ее, стараясь не ослаблять объятий.

— Мое состояние, — проревел он, наклоняясь ниже и заставляя Тэсс ближе прижаться к его отвердевшему жезлу, — более чем подходящее для того, чтобы удовлетворить маленькую хитрую сучку вроде тебя. Мне доставит огромное удовольствие доказать это. Прямо здесь и прямо сейчас.

Сверкая серо-зелеными глазами, Тэсс ответила Рейвенхерсту с не меньшей яростью:

— Как же тебе не повезло, что у тебя не будет такой возможности! Теперь немедленно освободи меня, пока за мной не пришел Хобхаус и ты не выставил себя на посмешище.

— Ты ошибаешься, любимая, — добавил Рейвенхерст, и слова эти прозвучали в его устах как проклятие. — Я вижу, ты не теряла времени даром и стала законченной маленькой шлюхой. Сколько мужчин понадобилось, чтобы научить тебя этим грязным штучкам?

Хотя сердце Тэсс бешено колотилось, ей удалось безразлично пожать плечами.

— Пятьдесят. Сотня. Какая разница? В конце концов, в темноте вы почти одинаковы.

Дейн вдруг нахмурился, неожиданно для себя ощутив пронзившую его при этих словах жгучую ревность.

— Сколько, черт тебя побери?

— Неужели это так беспокоит тебя? Тогда, разумеется, я должна уточнить. Пятьдесят! Нет, трижды по пятьдесят! — Тэсс кипела, бешено извиваясь под ним.

Вдруг Тэсс почувствовала, что не в силах отказаться от него. Не в силах отрешиться от воспоминаний, угрожавших затопить ее… Пока она сопротивлялась, Дейн ощутил дикое, слепое желание. С каждым прикосновением ее извивающегося тела он хотел ее все больше. Но он не мог позволить, чтобы желание стало частью его игры.

Во всяком случае, не его желание.

Мрачно ругаясь, Рейвенхерст сильнее сжал ее запястья.

— Скажи, сколько сейчас стоит в Рае опытная шлюха? Тэсс на секунду задохнулась, но потом ей удалось изобразить безразличие.

— Не имею ни малейшего представления, милорд. Те, кому посчастливилось воспользоваться моей благосклонностью, никогда не снизошли бы до обсуждения таких вещей. — Она с отвращением скривила губы. — Но для вашего сведения скажу, что я предпочитаю вещи. Одежда, экипажи, украшения — все, что угодно, если это очень хорошего качества. И разумеется, очень дорогое. Что до вас, милорд Рейвенхерст, — странные, сверкающие гневом глаза Тэсс смотрели снизу вверх из-под опущенных ресниц, — я искренне сомневаюсь, что вы осилите эту цену.

— О, я смогу осилить твою цену, дорогая моя, — как в гинеях, так и в смысле мужской выносливости. Вопрос в том, посчитаю ли я, что такой спелый, но побывавший, как видно, во многих руках фрукт стоит затраченных усилий.

Сердце Тэсс бешено колотилось в груди, щеки горели огнем. Но она подавила свою ярость, лукаво улыбнувшись низко склонившемуся к ней мужчине. Какой-то потаенный женский инстинкт подсказал ей, что заденет Рейвенхерста сильнее всего.

— Если вам безразлично, милорд, тогда стоит только удивляться, что привело вас сюда и зачем вы так грубо терзаете меня.

Пальцы Рейвенхерста вонзились в ее хрупкие запястья, в то время как он продолжал изучать ее, распростертую под ним на засыпанном мукой столе.

— Потому что мне нравится быть здесь, девка, — без выражения ответил он.

— Отпусти меня, ты, свинья! Мне больно! «Опять», — подумала Тэсс.

— Я подумаю об этом, когда ты расскажешь все, что знаешь о Лисе.

— С чего ты взял, что я знаю что-то об этом человеке? Он насмешливо поднял темную бровь:

— А разве нет?

— А если даже и знаю, — продолжала Тэсс, как будто не слыша его, — почему ты думаешь, что я хоть что-то расскажу тебе?

— Потому что, — прорычал виконт, наклоняясь еще ниже и щекоча своим дыханием ей щеку, — если не расскажешь, я скорей всего придушу тебя.

— Пожалуй, это ты можешь, — холодно согласилась Тэсс. — Я, однако, не доставлю тебе такого беспокойства. Видишь ли, у меня нет никаких сведений о скандально известном контрабандисте. Он для меня тайна — так же как и для любого другого человека в этих краях.

— Лгунья! — сорвалось с губ Рейвенхерста. — Не может быть, чтобы ты, живя здесь так долго, ничего не знала об этом человеке. У Эймоса Хоукинза, должно быть, были причины для того, чтобы выбросить твое постельное белье на улицу.

— Эймос Хоукинз всего-навсего злобный самодур! Зачем ты привел его сюда?

— Потому что он узнает изменника с первого взгляда. Как и я.

— Мы в «Ангеле» не укрываем изменников! — выпалила Тэсс, силясь высвободиться. — И, более того, я не понимаю, из-за чего вся эта суета. Здесь, на побережье, принято заниматься свободной торговлей, и так продолжается уже более пяти столетий. И вправду, если посадить в тюрьму всех контрабандистов, останется совсем мало народу — будь то фермер, рыбак или акцизный чиновник. — Она продолжала яростно вырываться, но была не в силах освободиться из его неумолимых объятий.

«Как она хороша, — холодно думал Рейвенхерст. — Чертовски хороша».

— Это очень похоже на подстрекательство к мятежу, дорогая моя, — пророкотал он, прижимая ее запястья к столу. — Я бы посоветовал тебе держать язык за зубами, чтобы люди не начали называть тебя изменницей, а также шлюхой.

— Я признаюсь тебе вот в чем, — выпалила Тэсс. — Мы здесь не очень-то жалуем чужаков, милорд. Они слишком часто потом оказываются сборщиками налогов. Или же приходят отряды вербовщиков, чтобы увести в оковах наших мужчин — братьев, мужей и сыновей — для службы на ваших проклятых поенных кораблях! А теперь отпусти меня, ты, презренное отродье!

Рейвенхерст сжал губы в приступе гнева.

— Нет, я думаю, еше не время. — Он безжалостно повалил ее на спину, прижимая к засыпанному мукой столу, и склонился над ней, глядя потемневшими, затуманенными от страсти глазами; за его спиной через кухонное окно с частым переплетом лился солнечный свет. — Мы в состоянии войны с Францией, женщина. Надо ли напоминать тебе, что война требует солдат и кораблей? Это единственное, что защитит побережье, если французы вздумают здесь высадиться!