— Откуда у тебя блокатор? — Да, с контролем лица у тебя получше, чем у меня, но эти три дня… Важный это вопрос для тебя, очень важный.

— До борделя, — какого отжига, ты знаешь где меня взяла, что ж смотришь, как первый раз услышала! — До борделя я принадлежал одному ученому…

— Долго? — О, и это для тебя важно. Отжиг, ногу больно! — Прости, но у тебя тут присохло. Я постараюсь аккуратно, — надо же, платьем своим… Еще и слюной смочила… Вот и… как тут?… Отжиг!

Отворачиваюсь. Вдруг поможет.

— Три года. Чуть больше. Он создал этот кристалл. И умер. А я украл его и сбежал. Неудачно. Хозяин завещание оставил — отдать в ближайший…

— Ты — образец? Дэрек так их называл, — перебила. Хорошо. Ну не смогу я тебе рассказать, КАК он умер. И…

— Да, — я ответил слишком громко. Эхо разбилось о бетонные стены.

Дэрек… Он для тебя — просто Дэрек?! Кто ты? Ну да, еще бы ты мысли мои не прочитала, контроль совсем в утиль…

— Да не дергайся ты! Больно же сделаю. Ты или веришь мне, или нет. Так что и вправду не дергайся — ни ногой, ни… весь. Работала я с Дэреком. Но не выдержала всю эту мерзость. И даже то, что он создал, не должно было иметь такую цену.

Я с силой сжал челюсти. Ты даже не представляешь эту цену. Мерзость, да? А самое мерзкое — то, что я делал это добровольно. Я принимал в этом участие, зная, на что иду. Ну, или думал, что знал.

Неожиданно она отпустила мою ногу и придвинулась вплотную, лицом ко мне.

— Мерзость! — Мягко, прикосновением к щеке двумя пальчиками, повернула моё лицо к себе. Как часто я хотел смотреть в него — без страха увидеть на нём брезгливость, без ударов кристалла, без ожидания наказания. Но сейчас это было больно. Но отвернуться я не мог. — Мерзость — то, что делал Дэрек. Но то, что он создал, не должно стать мерзостью. Я с теми, кто пытается направить это на помощь таким, как ты.

— Рабам, — чего уж, называй вещи своими именами.

— Рабам, — согласилась обидно легко. — ЛЮДЯМ, живущим с этим, — провела пальцами по моему лбу, стирая капли пота. — Я знаю, что многие сходят с ума. Их кристаллы ведь нельзя удалить. Но с блокатором есть шанс всё изменить, заглушить сигналы. Ты же знаешь — сейчас нет ничего, что могло бы это сделать. Ничего, кроме блокатора. Если ты веришь в клятвы, я клянусь — я с теми, кто хочет помочь.

Пальцы продолжали поглаживать моё лицо, словно живя своей жизнью. Скользнули по вискам, спустились на щеку. И накрыли губы.

Зачем? Зачем так?

Я положил свою руку поверх ладошки на своих губах, но вместо того, чтобы отстранить, как планировал, прижал сильнее и поцеловал. Повернул и поцеловал запястье. И снова — ладонь. Девушка придвинулась вплотную и поцеловала мою руку.

Это было почти как поцелуй в губы. Только между ними — наши ладони. Я провёл языком между её пальцами, а она слегка прикусила фалангу моего. При этом её пальчик аккуратно скользнул мне в рот и погладил мой язык. Я от неожиданности застонал и пососал этот пальчик, стараясь не задеть зубами. И, собрав остатки воли, отстранил её руку.

— Я расскажу всё, что знаю, — с хрипотой в голосе бороться было бессмысленно. — Сделаю всё, что смогу, чтобы помочь. — Я отпустил её руку, с усилием разжав пальцы. — Не нужно. Я итак всё сделаю.

Она отстранилась, отвернувшись к нашему фонарику, и приглушила его яркость, оставив лёгкое мерцание. Снова придвинулась. Я сжался от её дыхания над моим ухом.

— Любой другой, подумав так обо мне, получил бы пощечину. Но тебя я приласкаю.

И она перекинула через меня ногу, оказавшись на коленях над моим пахом, где часть меня тоже жила своей жизнью. Довольно активной жизнью. А девушка снова погладила мои губы. А я, скользнув ладонями под юбку её сарафана, из последних сил пытаюсь сам всё испортить.

— Ты же… мне… обещала…

— Я обещала не говорить об этом. Поэтому — заткнись.

Она схватилась за полы юбки, выгнулась, стащив с себя сарафан. Провела ладошками по моему обнаженному торсу, слегка задев соски. Тело выгибалось за её руками, прося усилить ласку. Я сжал руками её ягодицы, слегка отодвигая её тело от себя, давая ей доступ к низу своего живота.

Девушка спустила мне штаны, выпуская буквально повизгивающий от предвкушения член, который, в отличии от меня, знал, что именно его ожидает. Но мне этого будет мало. Притягиваю её обеими руками, буквально стискиваю в объятьях, пока её руки скользят по моей спине, даря ласковую боль прикосновениями к свежим ожогам и ссадинам. Она уже не сдерживает стоны, сжимая член бедрами, увлажняя его своей смазкой, но ещё не впустив в себя. Я рычу куда-то ей в шею, и, слегка приподняв за талию, насаживаю стонущую девушку на себя, краем уплывающего сознания пытаясь контролировать фрикции. Но она сама углубляет толчки, то приподнимаясь на коленях, то резко опускаясь вниз. Нет, еще рано…

Но когда она, вскрикнув и прогнувшись, вцепилась ногтями мне в спину и обмякла, волна боли и наслаждения просто накрыла меня так резко, что я забился внутри девушки в оргазме, не успев выйти. В панике я вскинул голову.

— Шшшш… — раздался тихий шепот её губ. — Всё хорошо. Я же говорила — сколько угодно и как угодно. Запрета нет, — и вновь обмякла, не пытаясь отстраниться. Даже сильнее прижалась, позволяя укутать в объятиях, уткнувшись в мягкие локоны.

О, Соль…

*****

Ну вот что со мной не так? Э, нет, вопрос риторический. Опять набросилась на бедного мальчика… парня… э-э… мужчину. Хотя он, конечно, всё сразу. И немножко сверху. Но просто контроль над собой теряю, прости Соль! Весь женсовет в моих мозгах просто впадает в анабиоз, а тело же, наоборот, берет на себя управленческие функции. Я в прямом смысле слова схожу с ума.

Одевшись, я покосилась на… блин, определиться бы.