class="p1">Шинентак схватила его за руку и торопливо потащила к дому старейшины.

До этого Еджик не сталкивался со старейшиной. Видел издалека дряхлого сухого старика, но особо к нему не присматривался. Потому что все хозяйственные дела решал председатель. Отец, правда, как-то обмолвился, что председатель, это когда решается вопрос, что сеять и кого резать. А вот если возникает вопрос жизни и смерти, тут уже решает старейшина, и тут действует не законодательство Дорской республики, а алпатские заповеди. Значит, сейчас решается вопрос жизни и смерти. Смерти… чего решать, все решилось, отца нет.

В доме старейшины было не протолкнуться, но для Еджика потеснились, посадили рядом со старейшиной. В другое время, Еджик бы рот раскрыл, до чего пестро-нарядно разоделся старик. Оранжевая накидка, красно-желтая прямоугольная шапочка, красные сапоги. Но сейчас Еджик равнодушно отвернулся в сторону.

Старейшина поднял руку, шум стих.

– Пришел Ежи-ан (Еджик знал, что окончание ан значит уважаемый), и мы можем начинать беседу. Здесь все свои, поэтому пускай самые тайные мысли станут достоянием всех, если они содержат зерно разума и истины. Все пустое и ненужное закройте в сундуках с крепкими замками и откройте их не здесь, но на свадьбе, или празднике. Пускай скажет Емина.

Еджик знал, что старый Емина – единственный из жителей поселка, кто занимается только охотой и живет плодами охоты. Маленький сухонький Емина встал со стула, развел руками, снова свел.

– Я не знаю, кто убил Раздан-ана. Я был рядом со следопытом района Емукир-аном, я раскрыл собственные глаза, уши и нос. Так выходит, что сделал это не местный. След ботинка человека из города. Большой ботинок, а человек не очень высокий, но тяжелый, в мягкую землю след глубоко вдавился. Человек остановил машину Раздан-ана, говорил с ним, долго говорил, потом ударил ножом. Потом человек пошел на гору Ану-тан, Круторогий баран, вошел в Змеиный ручей, там его след, и запах его следа скрыла вода.

– Тебе нечего добавить? – спросил старейшина.

– Нет.

– Значит, мы не можем найти убившего Раздан-ана и наказать его. Оставим это право Матери медведице, прародительнице всего живого. В ее власти покарать любого. Теперь мы должны решить, какова будет судьба Ежи-ана. Валан-ан, тебе слово.

Председатель встал, и Еджик поразился, как осторожно, если не сказать, подобострастно, держит себя мужчина.

– По закону мальчика заберут в детский дом.

– Ты говоришь о законе гостеприимства!? – с негодованием подала голос из дальнего угла бабушка Асан. – Что скажет Улашан, моя подруга, когда узнает, что я не смогла защитить ее внука!?

– Тише, уважаемая Асан-ла, – поднял руку старейшина. – Валан-ан дал нам знать, что скажет закон. Сам Валан-ан может иметь другое намерение.

– Верно, – подтвердил Валан. – Хотя с законом тяжело спорить.

Старейшина улыбнулся краем губ.

– Но сын уважаемого Валан-ана, Опан, живет в городе, он специально учил и знает все законы, по которым живут дорцы. Разве не может он найти закон, по которому Ежи-ан останется жить в поселке? Его матерью станут все женщины Алая, а мужчины поселка помогут мальчику стать на ноги. Для этого нужно взять трубку телефона и позвонить Опану.

Председатель поклонился, соглашаясь, и поспешно сел.

– А захочет ли мальчик жить в Алае? – раздался чей-то голос сзади. – Он родился в городе, вырос в городе, зачем ему Алай?

Старейшина повернулся к Еджику.

– Теперь говори ты, Ежи-ан, мы слушаем тебя.

Еджик смутился. В самом деле, хочет ли он остаться здесь или лучше поехать в город? Он мечтает о городе. Но город – это не семья Крестов, не Найда, это детский дом, ребята, как в фабричном районе, даже, наверное, хуже. А остаться – значит, остаться здесь на всю жизнь. Еджик молчал.

– Ежи-ан не сможет собраться с мыслями, – сказал старейшина. – Это понятно, он молод, несчастье свалилось на него нежданно, хотя такой гость редко приходит жданно.

Бывает и медленное горе, безучастно подумал Еджик. Как у Шинентак.

– Скажу я, – продолжал старейшина. – Ежи-ан – алпат, что бы ни говорили люди, он наша плоть от плоти. Пускай Ежи-ан живет с нами, пока не почувствует, что может выбрать, где его дом. Если это будет город, мы скажем, до свидания, приезжай повидаться, здесь живут твои братья. Если он захочет остаться, мы примем его в свою семью. Ты согласен с таким решением, Ежи-ан?

Мысли у Еджика сразу перестали метаться. Да, так будет правильно – выждать и подумать.

– Согласен, – твердо ответил он.

– Хорошо. Ты овладел искусством своего отца и можешь возить баранов в железной телеге?

– Могу, но у меня нет документов.

– Это тоже будет забота Опан-ана.

– Договориться с автобазой будет еще сложнее, – робко сказал председатель.

Старейшина покачал головой.

– С каких пор Валан-ан потерял свой острый ум? На автобазе работает Кенжа-ла, она поможет сыну Раздан-ана.

Председатель кивнул.

Есть недовольные моим решением? – возвысил голос старейшина.

Люди молчали.

– Да будет так.

В школу он больше не ходил. Вообще все решалось быстро и без его участия. На следующий день в поселок приехал бригадир Ванж Собак. Он посмотрел, как Еджик водит грузовик: разворачивается, пятится задом, делает восьмерку, потом махнул рукой:

– Сгодится. Звонил из города ваш адвокат, как его…

– Опан?

– Да, Опан. Словом, оформим тебя на заочное отделение в автошколу с выдачей временных прав. Вот заявление о приеме на работу, подпиши. Да, Кенжа сказала, что в кассе лежат деньги о единовременной помощи, приедешь – получишь. Ну все, привет…

С этого дня Еджик начал работать. Школа, учеба, город и, даже Найда, ушли на второй план. Люди в поселке оказали ему доверие, нужно было работать. И он работал. Примерно через месяц из города пришли документы: аттестат об окончании средней школы, паспорт. Еджик с любопытством посмотрел на корочки, раскрыл их, полюбовался своими фотографиями, закрыл и положил в ящик стола. И снова побежали дни. Один день был похож на другой. Он вставал в полшестого, грел машину и ехал на площадь. Там уже ждали люди с овцами, баранами, козами, ящиками, мешками. Еджик вез их по назначению, возвращался, мылся, ел и ложился спать, все просто.

По карте он научился ориентироваться быстро. В первую неделю несколько раз путался, люди подсказывали, а потом узнал короткие, но труднопроходимые дороги, куда можно ехать только в хорошую погоду. Узнал и каменистые тропы, где машина пройдет даже в слякоть. Но без накладок, конечно, не обошлось. Первая произошла через две недели, как он сел за руль. Нужно было отвезти овец в Алпут, потом забрать сельчан из Укета и вернуться домой. Он приехал в Алпут, сгрузил овец, когда начал накрапывать дождик.

– Усилится,