На следующее утро я приветствую у бассейна свой класс, состоящий из пятилетних детей, среди которых и Молли, пухлощекая темноволосая девочка с длинной челкой. Вчера она провела весь день, вцепившись в край бассейна. Ее мама кричит со скамейки: «Погрузись в воду целиком, милая!» Молли отрицательно мотает головой.

Вместе с напарником по имени Патрик я учу детей плавать. Мы показываем им, как выдыхать под водой и отталкиваться от дна, а Молли сердито наблюдает за остальными. Когда я приглашаю ее присоединиться, она словно коченеет.

– Может, в следующий раз, – говорю я.

Собравшись с духом, я предлагаю поиграть в «Акул против рыбешки», напоминая себе, что нет причин чувствовать себя отвергнутой, когда дети будут снова спорить за места в команде Патрика, как это было вчера. Но происходит нечто странное. Один за другим дети заявляют, что хотят играть в команде Эйслин. Как же так? Даже Патрик вынужден скрывать удивление.

Мы играем пять минут, а потом, вместе с двумя детьми, которые смеются, повиснув на моих руках, я подплываю к Молли, стараясь смягчить взгляд.

– Хочешь прокатиться на гигантской черепахе?

Прикусив губу, она соглашается. Когда я убеждаю Молли отлепиться от сцены и забраться мне на спину, меня держит на поверхности не только вода. Кажется, будто девочка вот-вот задушит меня своей смертельной хваткой.

Я охаю.

– Не так крепко, милая.

Она ослабляет хватку, но внезапно я чувствую головокружение, и стрела боли вспыхивает где-то за глазами. Лучше мне немного притормозить. Продвигаясь медленно и осторожно, я держусь на мелководье у края бассейна на случай, если мне придется быстро высадить Молли. Но к концу заплыва на лице Молли красуется улыбка, а с моей головой все в порядке.

Второй урок проходит так же непринужденно, как и первый. И снова все дети хотят быть в моей команде. Я в шутку говорю Патрику, что он, должно быть, поел чеснока на завтрак. Но он утверждает: причина моей новообретенной популярности в том, что мои преподавательские навыки улучшились за ночь. Он не может объяснить, что именно изменилось, но говорит, что сегодня я более непосредственная.

Более непосредственная. Могут ли гены как-то на это повлиять?

Когда уроки заканчиваются и начинается моя смена на пункте наблюдения, я чувствую, что все мое тело пульсирует от какой-то странной энергии. Может, это и есть харизма, а может все дело в моем воображении.

Через пять минут после начала моей смены Хит, который обычно ходит то за одной чирлидершей, то за другой, ленивым шагом подходит ко мне.

– Привет, Эйслин, готова к выпускному году?

Я поправляю свой козырек.

– Думаю да. Но сначала хочу насладиться летом.

Он медленно рассматривает меня.

– Ты не такая, как я думал.

Я пожимаю плечами.

– Не такая немая или не такая отчаявшаяся? Собираешься выложить еще пару фото где кого-нибудь публично унижают?

Он запинается, а потом нервно смеется.

– Я постоянно выкладываю подобную хрень. Никто из моих друзей не принимает это всерьез.

– А как насчет твоих врагов?

Он несколько раз моргает.

– Ух ты. А ты не пытаешься смягчить удар, девочка.

Он опускает глаза и прочищает горло.

– Ну так что, у тебя кто-то есть?

Моя пятая точка соскальзывает к краю сидения.

– А?

– Ну ты поняла. У тебя парень есть?

В его обычной улыбке я замечаю проблеск тревоги, которой раньше никогда не видела.

Я несколько раз перевожу взгляд с него на бассейн и обратно.

– А… вообще-то нет.

Но мои шансы выше, чем когда-либо.

Хит поднимает на меня взгляд, острый, как самурайский меч.

– Тогда, может, хочешь провести время вместе сегодня вечером? Кино глянуть?

Я чуть не падаю со стула. Он хочет посмотреть кино со мной? С кем-то, кого он причисляет к «отбросам»?

Я рассматриваю бассейн.

– У меня другие планы.

– Может, завтра?

В этот момент я замечаю, что один мальчишка собирается скатиться с водной горки, держа другого на плечах. Я дую в свисток и объявляю им предупреждение в мегафон. Вместо того, чтобы проигнорировать меня, один из них приветственно машет рукой, а другой кричит: «Извините!» – а потом они съезжают с горки по одному. Ух ты, даже моих указаний теперь лучше слушаются.

Хит хлопает меня по щиколотке.

– Эйслин? Завтра?

– А, нет, спасибо.

Это очень приятно, хотя мне кажется, что так быть не должно.

С разочарованным выражением лица он напыщенной походкой направляется прочь.

Я рассматриваю свое тело, как будто могу найти какое-то объяснение его внезапному интересу. Но оранжевая жилетка работника бассейна не входила в обновленный гардероб, который составили мы с Хлоей. Я дотрагиваюсь до своих волос, собранных в длинный хвост. Ничего особенного сегодня, даже нет макияжа, если не считать привлекательной полоски крема с оксидом цинка на носу. Может, я его чем-то завлекла? Нет, я едва ли смотрела в его сторону. Может, я заблаговременно испускаю феромоны в предвкушении сегодняшнего вечера.

После смены в бассейне наступает время работы в снэк-баре. Я растираю голову, потому что у виска появляется пульсирующая боль, и делаю вдох, чтобы успокоиться, прежде чем осторожно подойти к Камилле, моей коллеге. Через несколько мгновений головная боль утихает.

Обычно столь многочисленного и шумного скопления народа мне хватает, чтобы начать задыхаться, но вместо этого я здороваюсь с мальчиком с одного из уроков плавания, который спросил, не русалка ли я. Я улыбаюсь, будто продавать «суперострые сэндвичи» и «грильяжные горки» – мечта всей моей жизни. Он улыбается в ответ. Вскоре я уже обмениваюсь шутками с ним и с его сестрой, а потом и с остальными детьми. Непринужденный смех захватывает всю очередь, создавая приятный ритм, как будто обмен репликами с толпой питает энергией что-то внутри меня.

Широко улыбаясь, я говорю «привет» парню по имени Алекс с дополнительных занятий по математике. От удивления у него отвисает челюсть, на которой едва начинает пробиваться борода, и для разнообразия краснею не только я.

Передавая мне деньги, он шепчет:

– Тебе еще никто не говорил, что не прочь посчитать площадь, очерченную твоими кривыми?

Я отшатываюсь назад. Это он что, флиртует с помощью математических шуток?