Джек наклонился ко мне.

– Ты явно впечатлила этого новостника.

– Не болтай чушь.

– Да нет, это совершенно логично.

Я почувствовала, как расширились капилляры на моих щеках. Доктор Стернфилд заработала бы состояние, если бы сумела исправить ген, из-за которого люди краснеют. Что ж, одно лекарство за раз.

Когда садится солнце, мы направляемся к машине Джека, у нас за спиной по-прежнему звучит музыка, а воздух еще теплый. Джек смотрит в мою сторону и небрежно берет меня за руку. Каждый нерв под кожей, которой он коснулся, безумно вспыхивает. Ладонь в ладони, соприкасаясь локтями, мы шагаем в такт. Я и Джек. О господи. Это восхитительно.

Поездка домой кажется слишком короткой и, прежде чем я успеваю это осознать, мы уже стоим у моего крыльца, наши руки сцеплены и связывают нас, будто подвесной мост. Обычно я ненавижу прощаться, но упиваюсь этим моментом. Мои колени трясутся, и я слегка раскачиваюсь, стоя перед Джеком и чувствуя, как сердце трепещет в груди, будто птица.

Он смахивает прядь волос с моей щеки.

– Это был невероятно прекрасный вечер.

– Самый лучший.

– Похоже на то эссе, которое ты написала для «Всякой мороси» в девятом классе. Об идеальном утре, которое ты помнишь, как ты провела его с мамой, папой и братом на пляже. Как все сложилось, именно так как надо, и ты погрузилась в настроение, которое было лучше, чем сладкий сон.

– Ты помнишь это?

– Конечно. Твое эссе напомнило мне, как мы отправились в поход в тропический лес всей семьей, прежде чем мои родители развелись.

Я киваю, понимая, каково это, когда почти все твои лучшие воспоминания относятся к периоду времени «до» какой-то ужасной черты, за которой в твоей жизни началось «после». Но сегодня я стала частью сверкающего «сейчас», одной из тех чудесных жемчужин, которую я нанижу на нить несравненных впечатлений.

Джек пристально смотрит на меня и качает головой, будто не может во что-то поверить.

– Я всегда думал, что ты великолепна, но никогда не понимал, как восхитительна ты на самом деле – до сегодняшнего вечера. Будто ты светишься или что-то вроде того.

– Ладно, я знаю, что я не загорелая, но…

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Знаю ли я? Мое нутро, кажется, точно знает. Я теплая, живая и до невозможности, до невозможности счастливая…

Он делает шаг. В ответ на это движение я тоже подхожу ближе. И еще ближе. Мои глаза закрываются, и я облизываю губы… Наконец-то, наконец-то…

На крыльце вспыхивает свет, и мы оба отпрыгиваем назад. Со скрипом открывается дверь, и из нее выглядывает мама.

Ее глаза расширяются от удивления, когда она замечает Джека.

– О, эй, я слышала что-то…

Я жду, что мама сообразит, что происходит, и уберется обратно, пока атмосфера из неловкой не превратилась в невыносимую. Но она не улавливает мои мысленные сообщения, в которых я кричу: «Уходи!» Хмыкая и что-то бормоча, она нависает над нами, пока Джек не решает протянуть ей руку и представиться.

Похоже, она впечатлена этим жестом, но и после рукопожатия не хочет возвращаться в дом. Она это специально делает? Если она ни разу не ходила на свидание с тех пор, как папы не стало, это не дает ей права испортить мои отношения с Джеком!

Между нами троими повисает долгое неуютное молчание. А потом Джек достает ключи от машины и сообщает, что ему пора. Мое тело сдувается, словно футбольный мяч, который пнули слишком сильно.

– Может, мы сможем пойти на вечеринку у Эрин завтра вечером? – бросает Джек через плечо, идя к обочине.

– Несомненно, – говорю я и замечаю, как нахмурилась мама.

По крайней мере, есть надежда, что у нас будет еще один шанс. Вслед за мамой я захожу в дом, борясь с желанием кинуть в нее одной из своих тщательно подобранных золотистых сандалий. Это странно. Тяга к насилию – явно не моя характерная черта. Может, она приходит вместе с сиянием.

Кто бы мог подумать, что гены окажутся настолько непредсказуемы?

Первое, что я делаю на следующее утро – звоню Эви, чтобы рассказать ей о вчерашнем вечере, идеальном до последней минуты.

Она глубоко вздыхает.

– Хорошо, но в следующий раз тебе нужно действовать быстрее; если ждать до самого конца, возникает слишком большое напряжение. Серьезно, найдите возможность уединиться в первый час. Понимаешь, что я имею в виду? Тогда остальное время после этого вы проведете просто замечательно.

Забавно слушать, как она дает мне советы о мальчиках, хотя на ее счету только на два свидания больше, чем у меня. Мы – прилежные ученики, и мы провели много времени за обсуждением потенциальных парней и просмотром MTV. Но теперь у нас наконец появился шанс испытать что-то на собственном опыте, и это, конечно, не идет ни в какое сравнение.

Она смеется.

– У Эйслин есть парень, у Эйслин есть…

Я кладу трубку и, пританцовывая, спускаюсь по лестнице. Внизу Сэмми глотает капсулы с энзимами (он должен съедать их с каждым приемом пищи), а мама следит за кофе на плите. Она говорит:

– Печальные новости из семейной рассылки «Nova Genetics». Штеффи, та милая смотрительница, умерла. – она качает головой. – Пишут, что у нее были проблемы со здоровьем, в том числе астма.

Я опускаюсь в кресло, и у меня уже не такой хороший аппетит, как был минуту назад.

– Ничего себе, а я подумала, что у нее только простуда. Она всегда была так добра к нашей подростковой группе.

Держу пари, генная терапия в итоге могла бы избавить Штеффи от астмы и других проблем со здоровьем, которые у нее были. Это ужасно несправедливо – работать в компании, которая разрабатывает новейшие лекарства, но самой не получить своевременную помощь. Надеюсь, мое участие в испытаниях генной терапии, хотя и неофициальное, продвинет эту науку вперед.

После унылого завтрака я отправляюсь на работу. Моя подавленность из-за смерти Штеффи развеивается, когда я прихожу на урок плавания. Молли прыгает в бассейн и обнимает меня. Мы с Патриком обмениваемся удивленными взглядами.

Сегодня все удается мне с той же легкостью, что и вчера. Нет, даже больше, это не легкость, а освобождение, как будто меня многие годы держали на цепи в наморднике, а теперь отпустили. Новообретенная смелость вызывает у меня любопытство, и я специально проверяю, как работает «харизма». Я прохаживаюсь в толпе, улыбаюсь одному парню, игриво подмигиваю другому. Первый выглядит довольным, второй – заинтересованным. Любопытно. Остаток дня я провожу, играя со своей новой личностью как с новым смартфоном. Даже едва заметные выражения лица оказываются такими же действенными, как корица в горячем шоколаде. Мне следует научиться осторожности в обращении с ними.