Зоуи, чрезмерно накрашенная девушка, которая дружит больше с Эви, чем со мной, качает головой.

– Я никогда не захочу быть настолько искусственной.

Парень рядом с ней смотрит на ее солидную грудь.

– Легко тебе говорить.

Она хлопает его по руке.

– Мы должны принимать себя такими, какие мы есть. Все остальное – подделка.

Остальные кивают.

Я расправляю плечи.

– Люди должны сами делать выбор. Если только они не сумасшедшие, которые делают себе кучу операций, они вправе решать. Это все равно что покрасить волосы или сесть на диету. Кто мы такие, чтобы судить.

Все смотрят на меня в молчании. Эви яростно косится на меня.

Зоуи дергает себя за мочку уха, в которой болтаются несколько сережек.

– Из-за всех этих приукрашенных рекламных фото люди чувствуют себя ужасно, если не соответствуют идеалу. Я отказываюсь этому поддаваться.

Я отвечаю:

– Мы не должны стремиться соответствовать нереалистичным голливудским идеалам. Но большинство из нас каждый день изменяют себя, чтобы быть более привлекательными. Если бы ты хотела быть на сто процентов естественной, ты бы не стала использовать дезодорант или укладывать волосы.

Потрясенное выражение лица Джека выглядит почти смешно, но он все-таки способен пролепетать:

– Ага, я не желаю, чтобы кто-то говорил мне, что делать, а что нет. Я сам могу отказаться от того, что считаю глупым.

Эви не перестает пялиться на меня.

Джек поворачивается в сторону кухни.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

Я внезапно вспоминаю о вечеринке у Дрю.

– Может, содовую?

Джек улыбается и уходит. Остальные переходят от слухов о пластической хирургии к обсуждению клуба для всех возрастов, который недавно открылся в деловом центре.

Парень рядом с Зоуи говорит:

– Слыхал, что там был отвратный «Э» на той неделе. Тори Симмонсу пришлось желудок промывать.

Зоуи деланно вздыхает.

– Проклятье, если люди не переделывают себя физически, то они начинают менять свое сознание.

Я показываю на ее стакан.

– Например, с помощью пива?

Все смеются, даже Зоуи, которая достаточно умна, чтобы не оспаривать этот аргумент. Добиваться, чтобы другие принимали мою точку зрению – невероятно приятно, это наполняет меня энергией и кружит голову.

Эви дергает меня за локоть.

– Есть секунда?

– Безусловно.

Она отводит меня в пустой гараж, пропахший скипидаром. Едва закрыв дверь, она резко поворачивается ко мне.

– Что, черт возьми, происходит?

– Ты о чем?

Она загибает пальцы.

– Ты написала сообщение Джеку. Ты пошла гулять с ним. Ты пошла на вечеринку, причем мне не пришлось тебя упрашивать, а тебя не стошнило. А теперь ты в центре внимания. Прямо-таки наслаждаешься им. После того, что происходило в конце прошлой недели, я не думала, что такое вообще возможно.

Я пытаюсь сдержать улыбку.

– Ведь именно ты убеждала меня, что экспозиционная терапия помогает всегда и всем. Может, она наконец-то подействовала.

– Из-за экспозиционной терапии у тебя истерика на той вечеринке у Дрю случилась.

– Ну а что еще может все это объяснить? – должна признать, меня все это веселит.

Скрестив руки на груди, она возражает.

– Я не знаю. Может, я просто сейчас напугана, потому что ты не похожа на ту Эйслин, к которой я привыкла.

Она крепко стискивает зубы.

Мне кажется, не сообщать лучшей подруге такую новость – крайне жестоко. Кроме того, она уже знает, что что-то происходит, а я взорвусь, если попытаюсь сохранять все в тайне и дальше.

Глубоко вдохнув, я наклоняюсь к ней.

– Если я скажу тебе кое-что, ты пообещаешь никогда никому это не рассказывать?

Она покачивается на носках.

– Ты в порядке, верно? Ты не собираешься сообщить что-то ужасное?

Я улыбаюсь.

– Ни капли. Пообещаешь, что никому ни слова?

– Конечно. А теперь расскажи мне.

Я обхватываю себя за плечи и сглатываю слюну.

– Ладно. В «Nova Genetics» есть врач, она работает над генной терапией, которая поможет людям стать более коммуникабельными. И в воскресенье у меня появилась единственная в жизни возможность попробовать это лекарство.

О господи, поделиться секретом – это такой невероятный кайф.

Эви наклоняет голову.

– Как? Как прозак? Или скорее как кокаин?

Я смеюсь, потому что у меня голова идет кругом от облегчения, потому что я смогла ей все рассказать. Потом я посвящаю ее в детали.

Она бледнеет и качает головой.

– Ох, Эйз. Это звучит настолько радикально… А что, если это не сработает?

– Ты уже видела, что оно работает. Восхитительно. На встрече «братьев и сестер» я даже назвала парня «уродцем».

Она сжимает губы и смотрит на меня горящими черными глазами.

– Не знаю, хочу ли я гордиться тобой или тебя стукнуть.

Я делаю вид, что вздрагиваю.

– Может, нам стоит вернуться на вечеринку и насладиться обществом моей новой личности, прежде чем ты решишь?

Эви демонстративно вздыхает, и мы выходим из гаража. На этот раз она идет следом за мной.

Джек поднимает брови, когда мы с Эви снова присоединяемся к остальным. Я шепчу:

– Девичьи разговоры.

Я отпиваю содовую, которую он мне принес, и возвращаю стакан ему. Он касается его губами точно в том месте, откуда пила я, и делает большой глоток. На его загорелом подбородке отчетливо видна золотистая щетина, того же цвета, что и волосы. Я мучительно хочу провести по ней пальцем, медленно-медленно.

Внезапно, комната вокруг меня начинает качаться, а голова – кружиться. Оу. В поисках поддержки я хватаю Джека за руку.

– Ты в порядке? – Он вытирает пролитую содовую со своей щеки и облизывает пальцы.

Рэйф смеется.

– Ого, похоже кто-то не умеет пить.

Я восстанавливаю равновесие.

– Я в порядке.

Джек подталкивает меня к дивану.

– Давай, лучше присядем.

Хотя я чувствую себя нормально, я позволяю ему отвести меня туда. Мы устраиваемся в подушках, наши тела прижаты друг к другу. Он пахнет кедром и весенним дождем. Может, надо было, чтобы у меня пораньше голова закружилась?