видеть о. Амвросия, собралась ехать в Оптину, но родные отговорили её, пугая дальностью и трудностью пути. В октябре месяце она прочла в газетах о кончине старца. Скорбь и раскаяние, что она по малодушию лишила себя навсегда благословения такого великого старца, охватили её. Затем она видит во сне, что о. Амвросий благословляет её и сестру финифтяными иконочками. Какие это были изображения, она не помнит; только на одном образке было очень много лиц, а на другом несколько. После этого она написала своей знакомой в Шамордино, прося её выхлопотать у м. Игуменьи какую-нибудь из оставшихся у старца Амвросия иконочек, ей на благословение. Но к этому времени все мелкие вещи были уже розданы, и послать ей было нечего. Тогда её Шамординская знакомая, бывши в Оптиной, рассказала об этом батюшке о. Иосифу. Старец сказал: «Сходи в лавочку и попроси подать тебе ящик с финифтяными образками прежней покупки и перекрестясь опусти руку в ящик; первая икона, какая тебе попадётся — это благословение р. б. Софии, а вторая — её сестры. Знакомая так и сделала. Каково же было её изумление, когда она увидела, что первый образ был — Киевские угодники (много лиц), а второй — собор архистратига Михаила (несколько лиц). Положив предварительно эти иконы на могилу старца о. Амвросия, шамординская монахиня отослала их своей знакомой и вскоре получила от неё ответ, исполненный благодарности и удивления, т. к. иконочки оказались точно такими, какие она видела во сне. Кроме того, через несколько времени её мужа перевели по службе в Киев, где они и жили сначала около Лавры, а потом вблизи Михайловского монастыря.

Одна очень преданная старцу особа, будучи вполне свободной, поселилась вблизи Оптиной Пустыни, чтобы быть ближе к батюшке о. Иосифу. Одно время она сильно поддалась смущающему её помыслу, что она напрасно только беспокоит старца, и что ей вовсе не к чему здесь жить. С этими мыслями пошла она в скит, решив в душе, что идёт в хибарку последний раз. Старец принял её на благословение; и только что она хотела сказать ему, зачем пришла, как была поражена видом старца: из его глаз лились потоки лучей. Она остолбенела; а старец ласково улыбнулся, ударил её по голове и благословил, сказав: «Напиши-ка мне лучше исповедных книжек». Выражение лица старца было такое, как бы он говорил: что поняла?! И при этом он протянул ей книжку со словами: «На, читай». Заглавие книжки было: «Вера слепая и вера мёртвая».

Та же особа рассказывает. Не получая долго писем от сына, она спросила у старца, не умер ли он, и как его поминать? Старец ответил: «Всё равно, как ни поминать, только поминай». Из этого ответа она заключила, что сын её умер, и вскоре действительно получила известие о его смерти. С ней сделался столбняк: ни плакать, ни молиться она не хотела, ни даже идти к старцу, считая жизнь свою оконченной. Доходя до сумасшествия в своём горе, она кое-как написала старцу о своём состоянии, и послала его с монастырским закупщиком в Оптину (она жила в Козельске). Часа в 4 дня с ней сразу всё прошло. И она почувствовала лёгкость на душе. После оказалось, что в этот самый час старец вышел в хибарку на благословение и, увидя её двоюродную сестру, сказал: «Г. пишет, что её Леля умер». Несомненно, что старец, получив её скорбное письмо, помолился о ней, и сила его молитвы спасла её от отчаяния.

Монахиня В. была подвержена тоске и унынию. Однажды она приехала к старцу и, рассказав, что не находит места от гнетущей её тоски, просила отпустить её к брату в Америку, где он занимал видное положение и которого она давно не видала. Батюшка сказал ей на это: «Нет, давай лучше будем с тобой почаще приобщаться; куда нам в Америку! Ближе пойдём и то не дойдём! Ведь нам с тобой немного осталось жить». Эта монахиня, всегда боявшаяся смерти, приняла эти слова старца спокойно и стала готовиться к переходу в другой мир. Это было в августе 1910 г., а в ноябре того же года она пошла в соседний мужской монастырь к вечерни и там в храме внезапно скончалась.»

В Б-ском монастыре жили две сестры. Одна из них умерла. Оставшаяся выпросилась в Оптину, чтобы посоветоваться со старцем; ей хотелось взять себе квартирантку. Старец не благословил ей этого, сказав: «Поживи пока одна, а как заболеешь, так иди скорее да проси м. Игуменью постричь тебя в мантию». Крайне удивили её слова старца: она чувствовала себя совсем здоровой. Время шло, и все забыли об этом. Вдруг она серьёзно заболевает. Помня слова старца, она уже в жару пошла к м. Игуменье и просила пострига. Доктор признал её безнадёжной; её постригли, и на 4-й день она тихо, мирно скончалась на пасхальной неделе.

Приехали к батюшке трое; одной из них, самой здоровой, батюшка вынес свёрток и подавая сказал: «Возьми, может быть на что-нибудь пригодится». Придя в номер, она развернула свёрток; в нём оказались разные тряпочки. Они посмеялась над подарком и вскоре уехали. Ровно через год у получившей странный подарок образовались раны, и тряпочки все пошли на примочки.

Духовная дочь Старца Е. сообщила, что в бытность свою в Оптиной Пустыни от скудности средств хотела ехать обратно в Белев на товарном поезде. Батюшка ей сказал: «Тебе не придётся», — и дал ей 50 копеек. Придя на вокзал, она пропустила три поезда, которые её не взяли, и если бы не батюшкины 50 коп., то пришлось бы идти пешком.

Одна белевская послушница гостила в Шамордино и всё просила старца оставить её там совсем, так как в своекоштном монастыре жить ей было трудно, но батюшка сказал: «Надо доживать в Билево как-нибудь». Хотя одна монахиня и согласилась взять её к себе в келью, но жить пришлось действительно «как-нибудь». Послушница скорбела и снова просилась в Шамордино, говоря, что в Белевском монастыре ей негде жить. Но старец снова отклонил её, сказав: «Подожди немного, ещё сама будешь в банке деньги класть». И на самом деле: молитвами старца Бог послал ей благодетелей, которые стали ей присылать, а она понемногу откладывала на книжку.

Матушка М. рассказывала, что в 1899 г. рядом с её кельей строили большой корпус. Вышла как-то ошибка в размере, и новый сруб подошел прямо к её стене, отчего келья сделалась совсем тёмная. Приехала она со своей скорбью к батюшке Иосифу, который её успокоил, сказав: «Ну, не скорби; Господь тебя