Иногда, под настроение, узбечка могла пооткровенничать — хотя непринужденно делясь деталями здешнего своего профессионального быта, жалуясь на жадность крыши и клиентов (один — тоже, между прочим, постоянник — говорит: «если полчаса, давай за полцены?» Так за двадцать пять минут — я специально на часы смотрела — он три раза кончить успел, представляешь? Во на что люди способны ради экономии!..), она почти никогда не касалась как раз человеческого своего, ферганского измерения: дома, родных. Но об Алене — с которой они, случалось, усиживали бутылочку дагестанского и, захорошев, многим делились — Улька, в свою очередь, кое-что разболтала и Кириллу. Ему, понятно, в голову бы не пришло, что через какое-то время курочка Ряба будет принимать его в GQ…

Почувствовав его взгляд, курочка подняла лишенные выражения глаза. Выпрямилась, отбросила назад волосы движением головы, раздула ноздри и уставилась на Кирилла:

— Ну что там у тебя? — недовольно.

Сутулящийся Кирилл смотрел исподлобья, ощупывая языком нарождающийся, кажется, на десне флюс.

— Вардан Моталин, — произнес он, чуть кривясь, — знаешь такого?

Не прошло суток с момента задержания, когда Кирилла (ни разу еще не жравшего, кстати — впрочем, особого голода он на нервной почве и не ощущал) выдернули из клетки, сцепили браслетами его правое запястье с левым здорового потного конвоира (звякнуло колько о металлический браслет часов) и без лишних слов повели к выходу.

От яркого майского солнца он слегка «поплыл». Снаружи воняла, работая вхолостую движком, «Газель» милицейской раскраски со сдвинутой боковой дверью. Кириллу пригнули голову, торопливо втолкнули его в темноватое, сплошь серое нутро, где справа, у перегородки, отделяющей кабину, были сиденья для конвоя, а слева, по обе стороны короткого прохода — глухие двери.

Тяжелое уханье, лязг замка. В одноместном «стакане» с голым полом можно было только неподвижно сидеть на жесткой лавке под хиленькой лампочкой в защитном корпусе. Ехали, вроде, не так долго, но в содрогающемся на ходу гулком железном коробке Кирилла, которого никогда не укачивало в транспорте, неожиданно замутило. Когда внешняя дверь отъехала, а Кириллова отпахнулась, он, снова окольцованный, нетерпеливо понукаемый, соскочил неловко на асфальт — и не успел даже оглядеться (понял лишь, что вокруг какой-то замкнутый двор), как оказался в тускло освещенном коридоре, до половины вымазанном зеленой краской, с рядами дверей…

— Ну я вспомнила, я сама его видела, — легкомысленно, но как-то утомленно произнесла Алена, не глядя на Кирилла, наглаживая телефонные кнопки мерцающим алмазной маникюрной пылью большим пальцем.

— Где?

— На закрытой одной вечеринке для банковского руководства… — совсем уже пренебрежительно. — Ну, там все были, и Леша, и Лысаченко, ну, все… Ну и этот Моталин. Мне Сережка показал, говорит, это типа чекистский генерал, Леша типа с ним очень дружит. Он ненадолго появился, с Райзманом все тер. Не знаю, как они там дружат, — Алена вдруг зло усмехнулась, — но судя по Лешиному виду, он готов был хоть щас на клык взять… Ну да, харя у твоего генерала такая, наглая… чекистская… — она все терзала мобилу, изредка исторгающую мучительный писк. — С женой он был. Про Иру эту Моталину я и раньше знала — она реально дорогая модель…

Через лобовуху Алениного «кукурузера», стоящего у тротуара Марксистской, Кирилл видел, как впереди бабель лет тридцати в куцой, туго обтянувшей надежный рабоче-крестьянский зад юбке, шатаясь на шпильках, наскакивает на двух здоровых, дебильно-невозмутимых эвакуаторов, покусившихся, видимо, на ее «бэху», запаркованную прямо под знаком «Стоянка запрещена»: «Вы знаете вообще, где я работаю?! Знаете, что я в госорганах работаю?! В ФНС!»

— …Его Сережка несколько раз встречал, не только с Райзманом. У Комма, что ли… Моталин там с кем-то тер. На какой-то еще гламурной тусовке… — Ряба наконец защелкнула слайдер и бросила, словно с отвращением, на торпедо. Нервные движения странно дисгармонировали с интонациями сонной скуки, терпеливого снисхождения. — Он вообще, по слухам, тусуется: в Версилии, в Лондоне… на этом War and Peace Ball появлялся — где белогвардейские сиятельства с лондонскими новорашами…

Таковы, значит, теперь методы военной разведки? Ну-ну…

«…Считай, что ты уже уволен, козел! — верещала впереди „налоговая“, пытаясь носком туфли разбить фару эвакуаторского „Хюндая“. — Ты поймешь, сука, на кого залупнулся!..»

— Что в вашем банке про него говорят? — спросил Кирилл.

— Что говорят… — на Кирилла Алена упорно не смотрела. — Ну, крышует он банк. И еще много кого. Знакомый рассказал, «ВИП-девелопмент» ему подарил, Моталину, в смысле, коттедж на тысячу квадратов в элитном поселке по Калужскому, пять километров от МКАД… Очень серьезный, короче, дядя, все у него схвачено — и на Лубянке там всякой, и в мэрии, и в Белом доме…

— Это только говорят?..

— Ну не знаю — но наши из банка его реально видели, или их знакомые: на Охотном, в МГД, в этом самом… Управлении ФСБ по Москве и области. В Кремле, между прочим, — на каком-то приеме… Ну да, типа его там правда знают, обращаются «товарищ генерал». Видели, что возит его «лексус» с мигалкой и лубянскими… или какими там…

— ГРУшными…

— Да, номерами. А сзади — «гелик» с охраной… — она впервые повернула голову, но глаз ее за солнечными очками Кирилл толком не видел. — Мало тебе?

— Да, достаточно, наверное. Спасибо, Ален.

— На здоровье, — скривилась она с непередаваемым выражением. — Не звони мне больше.

— Не ссы, не буду… Только один момент…

— Ну?

— Ален, сними очки.

— Что?

— Очки.

Она помолчала — видимо, не зная, как реагировать.

— А в чем дело? — дежурная агрессия.

— Ну сними на секунду, е-мое, — че те, трудно?

— Ну и? — она сдернула розоватые D&G и уставилась на Кирилла уже в злобной боевой готовности.

— Ничего. Спасибо. Давай.

Он вылез из джипа (тот немедленно отчалил), пытаясь стряхнуть ощущение тягостного неуюта, возникающее у него в присутствии этой девки. Имелось все-таки в ней что-то недоступное разумению. Пугающее даже. За этими красивыми глазами цвета экрана выключенного телевизора действительно не было НИЧЕГО; решительно непонятно было, по какой шкале, в какой системе координат оценивать данное существо — отродясь не имевшее понятия о каких бы то ни было внутренних шкалах, иерархиях и системах.

Но пустота притягательна, вакуум всасывает в себя всё: Кирилл подозревал, что в этом-то и заключается секрет Алениной популярности, определенно не объяснимой ее внешними данными (сносными, но куда как стандартными) и уж тем более отсутствующей индивидуальностью. Тот же Серж Аверин намного превосходил ее и по социальному, и по интеллектуальному уровню (к тому же был вполне избалован бабским вниманием) — а влип, говорят, в Рябу, как «ягуар» в октябрьскую деревенскую грунтовку.