— Бля, представляешь, нас бы щас увидели?.. И-ги-ги… Пьяные в говно, дохлого бомжа куда-то тащать… Ги-ги-ги, не могу…

— Такая жесть, га-га!.. Не видно, бля, ничего…

— Надо на мобилу снять, такой ржак!..

— Давай!.. Ну давай, ты чего… Помогай, га-га, он тяжелый… Пипе-ец, Олька…

— Такой камеди-клаб…

— Ну давай! Прикинь, сейчас поедет кто… А-га-га, я представляю!..

Он пытался сделать хоть какое-то движение, но ноги были многотонным волочащимся бесколесым прицепом, груженным болью, поднять голову не хватало сил, а за руки его тянули. Трещали ветки, шуршала листва.

— Ну че, ну хватит, что ли, не знаю, заебалась я…

— Светка, это… Мне хуево… Я блевать буду…

Некоторое время поблизости раздавались надсадные стоны, плеск и бессильный обрывочный мат. Кирилл скреб пальцами по траве, всаживал их, скрюченные, по третьи фаланги в рассыпчатую песчаную землю, ввинчивался в нее лбом — но больше не мог ничего.

— Ты где? Оль!.. А, вот ты… Не видно, блядь, ни хуя…

— Ой, слушай, как херо-ово мне… Че ты принесла?..

— Надо это… его полить… Если кто мимо пойдет — чтоб это, водкой воняло… Подумают, просто бухой…

Что-то хлынуло Кириллу на затылок, на шею, на спину, запахло спиртом. Шоркнула в кустах, стукнула о землю бутылка.

— Ну типа пьяный бомж… Никто не подойдет… Все, Олька, пошли-и-ги-ги… Пошли, все… Такая жесть, ги-ги!..

Больно… Больно как…

Он драл пальцами траву, с натугой дышал раздавленным горлом, конвульсивно рыл лицом песок, хватал его губами, втягивал носом; он ничего не соображал — и только одна мысль лупила в голове синхронно с пинками пульса, одна и та же, односложная: «жив, жив, жив, жив, жив!»

Тело напряглось, чуть приподнялось на локтях, рывком продвинулось куда-то вперед на несколько сантиметров. Жив!.. Больно как…

Жив. Он был жив. Они не убили его все-таки.

Не убили. Слава богу, не убили.