Новые проекты и новые надежды занимали общество. Говорили о браке великой княжны Александры со шведским королем. Однажды вечером императрица подошла ко мне и сказала:

– Вы знаете, что я занята устройством судьбы моей внучки Александры и хочу ее выдать за графа Шереметева?

– Я слышала об этом, ваше величество, – отвечала я, – но говорят, что его родные не согласны.

Этот ответ ее очень позабавил.

Хотя казалось, что величество совершенно поправилась, она все же жаловалась на боль в ногах. Однажды в воскресенье, между церковной службой и обедом, она взяла меня за руку и подвела к окну, выходившему в сад.

– Я хочу, – сказала она, – выстроить здесь арку, соединенную с залами колоннады, и воздвигнуть на ней часовню. Это избавило бы меня от того длинного путешествия, которое приходится совершать теперь, чтобы выслушать обедню. Когда я подхожу к амвону, у меня уже нет сил держаться на ногах… Если я скоро умру, уверена, вас это очень опечалит.

Эти слова императрицы произвели на меня непередаваемое впечатление; слезы оросили мое лицо. Ее величество продолжала:

– Я знаю, что вы меня любите. Я вас тоже люблю, успокойтесь.

Она быстро отошла; она была растрогана. Я стояла, прижавшись лицом к стеклу и заглушала рыдания.

Мне казалось, что дни летели, как на крыльях. Покидая Царское Село, я грустила больше, чем всегда. В глубине души мне чудился голос, говоривший: ты проводила здесь лето в последний раз. За несколько дней до отъезда великая княгиня Елисавета попросила у меня прощальную записку. Никогда не могла понять мотива этой просьбы, но это еще более опечалило меня. Все, казалось, готовится к грустному концу. Я повиновалась, и она дала мне в обмен тоже записку, которую я храню до сих пор.

* * *

По возвращении в город стали говорить о скором приезде шведского короля и готовиться к праздникам и удовольствиям, которые скоро сменились похоронами и слезами.

Король приехал через некоторое время после возвращения двора в город. Он был под именем графа Гага и жил у своего посла, барона Стединга. Его первое свидание с императрицей оказалось очень примечательным; она его нашла именно таким, каким и желала найти. Мы были представлены королю в Эрмитаже. Выход их величеств был эффектен: они держались за руки, и величественная осанка императрицы не затмила благородного вида молодого короля. Черный шведский костюм и волосы, спускавшиеся до плеч, придавали ему рыцарский вид. Это зрелище на всех произвело сильное впечатление.

Трудно себе представить что-либо менее величественное, чем наружность дяди короля – герцога Зюдерманландского. Он небольшого роста, с косыми смеющимися глазами, губы у него сердечком, живот торчит, ноги как спички, движения быстры и суетливы. Я ему очень понравилась, и он настойчиво ухаживал за мной при всех наших встречах. Императрицу это очень забавляло. Однажды вечером в Эрмитаже, когда он ухаживал за мной более обыкновенного, ее величество подозвала меня и сказала, смеясь:

– Знаете пословицу: верь наполовину тому, что тебе говорят; но вашему ухажеру верьте только на четверть.

Двор находился в Таврическом дворце. Чтобы разнообразить вечера, дали небольшой бал, на который пригласили особ, бывавших в Эрмитаже. Мы собрались в гостиной. Императрица вошла и села рядом со мной. Мы беседовали некоторое время. Ждали короля, чтобы открыть бал.

– Мне кажется, лучше начать танцы, – сказала императрица, – когда явится король, он будет менее смущен, увидя всех танцующими, чем если все будут ждать его прихода. Пусть играют полонез.

– Вы приказываете мне передать это? – спросила я.

– Нет, – отвечала она, – я сейчас позову камер-пажа.

Она махнула рукой, но этот знак заметил не камер-паж, а вице-канцлер граф Остерман и принял на свой счет. Старец подбежал к императрице так быстро, как только мог с помощью своей длинной клюки. Государыня поднялась, отвела его к окну и очень серьезно говорила с ним около пяти минут. Затем она вернулась ко мне и спросила, довольна ли я ею.

– Мне хотелось бы, – ответила я, – чтобы все петербургские дамы поучились у вашего величества, как нужно принимать гостей.

– Но как же я могла поступить иначе? – возразила она. – Я огорчила бы этого старичка, сказав, что он ошибся. Вместо этого я поговорила с ним о том о сем, убедила, что я его действительно звала, и он доволен, и вы довольны, а я так в особенности.

Король явился, и императрица была приветлива и любезна с ним, но соблюдала меру и необходимое достоинство. Их величества взаимно изучали друг друга и пытались проникнуть намерения друг друга. Прошло несколько дней, и король заговорил о своем желании союза. Императрица ответила в том смысле, что нужно сперва обеспечить переговоры о главных пунктах, а потом уже давать обещание. Переговоры и прения следовали одни за другими. Министры и договаривающиеся стороны пребывали в хлопотах и возбуждали любопытство двора и города.

Был парадный бал в большой галерее Зимнего дворца. Король еще не знал о склонности к нему великой княжны Александры и очень тревожился. Через день на большом празднике в Таврическом дворце я как раз сидела возле императрицы, а король напротив нас, когда княгиня Радзивилл принесла императрице медальон с портретом короля, сделанным из воска замечательным художником Тончи. Он сделал его по памяти после того, как всего один раз видел короля на балу в галерее.

– Очень похож, – сказала императрица, – но я нахожу, что граф выглядит на нем очень грустным.

Король с живостью ответил:

– Еще вчера я был очень несчастлив.

Благоприятный ответ великой княжны был ему сообщен только утром того дня.

Когда двор переехал в Зимний дворец, то было приказано давать балы всей придворной и городской знати. Первый бал состоялся у генерал-прокурора графа Самойлова. Погода все еще была хорошая, поэтому несколько русских и шведских вельмож ожидали приезда императрицы, стоя на балконе. В ту минуту, когда показалась ее карета, заметили, как пролетела комета и погасла над крепостью. Это явление подало повод ко многим суеверным предположениям. Императрица вошла в зал, когда там уже находился король и шел бал. После первых танцев она удалилась с королем в кабинет, куда призвала некоторых своих приближенных. Сели играть в бостон, и в это время их величества впервые переговорили по поводу брака. Императрица вручила королю бумагу и просила прочесть ее дома. Я оставалась в большой зале, и ее величество призвала меня и велела занимать тех, кто не играл. Вскоре она с королем вернулась в бальную залу. Был предложен превосходный ужин, но императрица не села за стол и уехала очень рано.

Граф Строганов тоже дал бал, который императрица почтила своим присутствием. Переговоры о свадьбе шли на лад, и ее величество была весела и более любезна, чем обыкновенно. Она велела мне сесть за ужином напротив влюбленных, а потом рассказать ей об их беседе и манере себя держать.