— Да, собственно… Просто вчера вечером один мужик не вернулся домой, и я подумал, что Лена может знать, где он. — Тео попытался пятиться от дома, но остановился, вспомнив, что может сверзиться с крыльца. И как он это объяснит Администрации по контролю за наркотиками?

— Вчера вечером? Да он еще даже не пропал без вести — ему до этого сколько? Двадцать четыре, сорок восемь часов? Ай! Черт, вот надо было? — Так схватился за плечо, куда Лена двинула его снова.

У нее, должно быть, против всех мужчин накопилось, подумал Тео.

Лена посмотрела на констебля и усмехнулась, точно ей за этот тычок стало стыдно.

— Тео, мне сегодня утром позвонила Молли и рассказала про Дейла. Я ей ответила, что не видела его. Она тебе разве не передала?

— Конечно. Конечно передала. Я просто, видишь ли, думал, ты что-нибудь знаешь. То есть твой друг, конечно, прав, Дейл не пропал без вести в официальном смысле еще примерно двенадцать часов, но город ведь маленький, а у меня, понятно, работа такая и все прочее.

— Спасибо, Тео.

Лена помахала ему на прощанье, хотя он стоял лишь в нескольких футах от нее и никуда не уходил. Летчик тоже махал — и улыбался. Тео не нравилось бывать вблизи от свеженьких любовников, которые только что трахнулись, — особенно если в его собственной любовной жизни все оставляет желать лучшего. Парочки выглядят самодовольными, хоть и не нарочно.

С потолка свешивалось что-то темное — там, где на их с Молли веранде висел бы ветряной колокольчик, если бы Тео только что не принес их благополучие в жертву поднявшему голову наркотическому чудовищу. Не может быть, что оно — то, на что похоже.

— Так, а… э-э… у вас это тут, похоже…

— Летучая мышь, — ответила Лена.

«Ёшкин дрын, — подумал Тео, — да она огромная».

— Летучая мышь, — повторил он. — Ну да. Конечно.

— Крылан, — уточнил Такер Кейс. — Из Микронезии.

— А, ну еще бы, — сказал Тео. Все равно нет такого места — Микронезия. Блондинчик мозг ему трахает. — Ну ладно, увидимся, ребятки.

— Не забудь про Одинокое Рождество в пятницу, — сказала Лена. — И привет Молли.

— Хор, — ответил Тео, забираясь в «вольво».

Он закрыл за собой дверцу. Пара зашла в дом.

Голова Тео упала на руль.

«Они все знают», — подумал он.

— Он все знает, — сказала Лена, бессильно прислонясь к входной двери.

— Он не знает ничего.

— Он умнее, чем кажется. Он знает.

— Не знает. И он на вид не тупица. Он на вид обдолбанный.

— Он не обдолбанный, он кипел подозрением.

— А тебе не кажется, что если бы он подозревал, то спросил бы тебя, где ты была вчера вечером?

— Так он же это сам увидел, когда ты вышел без рубашки, а я стояла тут такая… такая…

— Удовлетворенная?

— Нет, я хотела сказать — растрепанная. — Лена стукнула его по руке. — Господи, да приди же ты в себя.

— Ай. Ну и к чему это было теперь?

— У меня неприятности, — сказала Лена. — Мог бы меня хотя бы поддержать.

— Поддержать? Да я помог тебе спрятать тело. В некоторых странах это подразумевает соучастие.

Лена замахнулась снова, но успела сдержаться. Хотя кулак остался висеть наготове в воздухе — на всякий случай.

— Так он, по-твоему, ничего не заподозрил?

— Он даже не спросил, почему у тебя на веранде висит гигантский крылан. Он совершенно без понятия. Движется как автомат.

— А почему у меня на веранде висит гигантский крылан?

— Входит в комплект. — Так ухмыльнулся и двинулся прочь.

Вот теперь Лена почувствовала себя полной дурой — стоять так, с кулаком наготове. Она сознавала свою полную непросветленность, тупость, глупость, неразвитость — все то, что подозревала только за другими. Лена зашла в спальню, где Такер уже надевал рубашку.

— Прости, что я тебя стукнула.

Он потер плечо.

— У тебя склонности. Спрятать твою лопату?

— Как ты можешь такое говорить? — Лена чуть было не ударила его снова, но затем — чтобы проявить большую развитость — просто его обняла. — Это был несчастный случай.

— Выпусти меня. Пора выслеживать плохих парней с вертолета, — ответил Такер, похлопав ее по попке.

— И крылана ты заберешь с собой, правда?

— Ты не хочешь с ним потусоваться?

— Не обижайся, но он у тебя жутковатый.

— Ты себе даже не представляешь, — ответил Так.

Рождественская Амнистия. Можно не общаться со старым другом, не отвечать на звонки, игнорировать электронную почту, не встречаться ни с кем глазами в «Экономичном гипермаркете», забывать о днях рождения, годовщинах и сборищах, а если и появитесь на праздники у кого-нибудь дома (с подарком), социальные условности обяжут хозяев вас простить и вести себя так, будто ничего не случилось. Приличия диктуют дружбе двигаться с этой точки дальше, не чувствуя за собой вины и угрызений совести. Если вы начали шахматную партию в октябре десять лет назад, теперь нужно только вспомнить, чей ход, — или зачем в промежутке вы продали шахматную доску и вместо нее купили «Икс-Бокс». (Слушайте, Рождественская Амнистия — изумительная штука, но отнюдь не переход в другое измерение. Законы пространства и времени по-прежнему работают, пусть вы избегаете своих друзей. Но даже не пробуйте ссылаться на расширение вселенной: типа, все хотел зайти, но их дом отъезжал все дальше и дальше. Не купятся. Просто скажите: «Извините, что не заходил. Веселого Рождества». И засветите подарок. Протокол Рождественской Амнистии потребует от вашего друга реплики: «Да все в порядке», и вас впустят без лишних слов. Так всегда делается.)

— Ну и где ты, к буйволу, пропадал? — спросил Гейб Фентон, открыв дверь и увидев своего старого друга Теофилуса Кроу на пороге с подарком. На Гейбе — сорокапятилетнем, приземистом и жилистом, небритом и слегка лысеющем — были одни хаки, в которых он, похоже, спал всю неделю.

— Веселого Рождества, Гейб, — ответил Тео, протягивая подарок с большим красным бантом. Вернее, даже не протягивая, а как бы помахивая коробкой взад-вперед, словно говоря: У меня тут для тебя подарок, поэтому не вздумай пилить меня за то, что я три года не звонил.

— Да, это мило, — сказал Гейб. — Но мог бы и позвонить.

— Извини. Я собирался, но ты был с Вэл, и я не хотел мешать.

— Она меня послала, знаешь? — Гейб встречался с единственным городским психиатром Вэлери Риордан уже несколько лет. Правда, минус последний месяц.

— Ага, слыхал. — А слыхал Тео, что Вэл захотела такого человека, кто чуть больше принадлежал бы человеческой культуре, чем Гейб.