– Вы из Москвы? – с надеждой спросила та.

– Я из Москвы, – опомнилась наконец Таня. – Извините, я вам задам один вопрос, только не удивляйтесь! Это не вы сделали надпись на зеркале в здешнем туалете?

Дама изумленно уставилась на нее, а потом ее лицо, напоминавшее тщательно раскрашенную маску, задрожало от еле сдерживаемого смеха. Таня поняла, каков будет ответ прежде, чем услышала его.

– В туалете? Нет, что вы, не я! – Дама окончательно развеселилась и, перестав смущаться, положила руку на спинку третьего стула, придвинутого к столику: – Вы разрешите присесть? У меня к вам огромная просьба, надеюсь, вы не откажете... Это просто воля провидения, что я сегодня сюда заехала и встретила вас! Ведь уже не сезон, да и в сезон на Эвии русских туристов почти не бывает... Этого места в России не знают. Вы ведь туристы?

– Нет, – отрезала Ольга, которой это новое знакомство было, по всей видимости, не по душе. – Мы здесь по делу и сейчас уезжаем.

– Я вас не задержу. – Дама чутко уловила неприязненную интонацию и вновь засуетилась. Когда она открывала сумочку, висевшую на плече, ее унизанные массивными кольцами пальцы заметно дрожали. – Где же это... Неужели оставила дома? Ах, Господи... Да вот, нашла!

Она с победным видом извлекла из бокового кармана сумки визитную карточку и, торопливо написав что-то на обороте, протянула ее Тане:

– Не откажите, будьте так любезны! На карточке – адрес фирмы и рабочие телефоны моего сына... Вот тут все его данные, – перегнувшись через стол, она чертила по карточке кончиком накладного розового ногтя. – Я не могу ему дозвониться уже больше полугода, все телефоны молчат, письма писала, но ответа нет. Мобильный телефон не отвечает, со съемной квартиры он съехал, а свою сам сдает, но жильцы уплатили за год вперед и давно его не видели... Я его просто потеряла, понимаете? – тараторила женщина, и в ее торопливой речи ясно слышалось отчаяние человека, которого редко соглашаются выслушать. – Прошу вас, позвоните по этим телефонам, вдруг у вас получится? Если кто-то ответит, попросите с ним связать и дайте мои координаты! Вот, я написала на обратной стороне. Может быть, он их потерял... Я живу тут уже восемь лет, он ни разу ко мне не приезжал, но это понятно, у него же работа, однако мы всегда созванивались, и вот...

Дама говорила таким умоляющим тоном, что у Тани не хватило духу ответить ей «нет», как она собиралась вначале. Девушка взяла визитку, стараясь избегать неодобрительного взгляда Ольги. Рыжеволосой женщине тоже было неловко. Она торопливо встала и попрощалась, не переставая осыпать Таню благодарностями. Подойдя к своему столику, она расплатилась по счету, в дверях еще раз обернулась, послав Тане выразительный умоляющий взгляд, и исчезла.

– Ну и зачем ты ее обнадежила? – спросила Ольга, закуривая и отодвигая от себя опустевшую тарелку. Она уже успела отдать должное местной кухне. – Неужели будешь звонить этому парню?

– А почему нет? – Таня спрятала визитку во внутренний карман куртки и застегнула «молнию». – Или ты думаешь, она ненормальная и никакого сына в Москве у нее нет?

– Думаю, есть, но он или не хочет общаться с мамашей, или с ним что-то случилось. В любом случае тебе какое дело? А если свяжешься с такой вот дамочкой и сама перезвонишь ей в Грецию, она с тебя не слезет, начнет доставать и висеть на телефоне. Это живой труп, таких тут не один десяток! Я сразу поняла, когда она подошла!

– Живой труп? – с опаской переспросила Таня, бросая взгляд в сторону двери, за которой скрылась рыжая дама.

Ольга рассмеялась, поняв ее недоумение:

– Прости, не хотела тебя пугать, но мы это просто так называем! Мы, в смысле местные, а я себя тоже к ним причисляю. Мы так говорим о тех, кто уже несколько лет живет в Греции, связи с родиной потерял, а новых здесь не завел. Из России много приезжали в начале девяностых, покупали тут виллы, целые острова, вкладывали свои бешеные деньги, а потом и сами тут поселились, некоторые целыми семьями. Правда, это уже редкость, молодежи здесь делать нечего, а вот даме такого возраста самое место! Она здесь доживает свой век и подыхает со скуки! Греческий толком не выучила, знакомых не завела, на родине все ее уже забыли... Она не то что я, я-то влилась в местную среду, язык знаю в совершенстве, родила ребенка от грека, дочка вообще по-русски не говорит... Значит, я и сама уже почти гречанка. А эта... Живой труп, а ты бы как это назвала?

– Мне ее жаль. – Таня тоже справилась наконец со своим жарким, не желая обижать хозяина кафе. Аппетита у нее не было совершенно, и она могла только сокрушаться о том, что попала в это заведение в неподходящий момент. – Почему она не вернется домой?

– Наверное, ей некуда возвращаться, – равнодушно бросила Ольга, оглядывая свое лицо в зеркальце пудреницы. – А вообще, выбрось из головы! Тебе ее жаль? Если бы она действительно хотела найти своего сына, давно бы съездила в Москву и навела справки! Нет, ей легче прицепиться в кафе к незнакомому человеку и попросить об одолжении... Паразитка!

Она жестом подозвала официанта, что-то сказала ему, и тот с улыбкой исчез. Через минуту из кухни появился хозяин, но вместо счета Таня увидела у него в руках сверток размером со стандартную книгу. Он галантно вручил его Тане и произнес по-английски пламенную речь, из которой следовало, что «У мурии» всегда рады видеть новых друзей из России и как будет замечательно, если Таня приедет сюда еще раз и останется подольше. Та растерянно благодарила, не зная, чем заслужила такой прием, искала взглядом помощи у Ольги, но та лишь довольно усмехалась, пока наконец не спасла ее, услав на улицу:

– Подожди меня у машины и, ради Бога, ни с кем больше не общайся! Надеюсь, та рыжая уже уехала! Я через минуту!

Таня с облегчением вышла на воздух и остановилась в тени мурии, рассматривая сверток, который все еще держала в руках. Надорвав край оберточной бумаги, она разглядела, а скорее, разнюхала в коробке печенье, судя по всему, только что изготовленное на кухне гостеприимного трактирщика, похожего скорее на мифологического героя-любовника. «Как мило! Сказала я ему, что было очень вкусно, или удрала без слов, будто людей никогда не видела? Он меня смутил своим гостеприимством, можно подумать, что я невесть какой дорогой гость! Интересно, это греки такие импульсивные или мы, русские, такие зажатые?»

За этими размышлениями ее и застала приятельница, выпорхнувшая из кафе. Ольга, не останавливаясь, поманила ее за собой и, уже отпирая машину, бросила через плечо:

– Надпись на зеркале была, я говорила с хозяином, и тот позвал уборщицу. Она ее смыла, наверное, сразу после того, как ты оттуда вышла. Надпись черным маркером, иностранная, женщина ее не поняла.

– Теперь ты мне веришь? – Таня уселась в машину и зябко повела плечами – ее вдруг зазнобило, хотя салон и нагрелся на солнце. – Может, нам, наоборот, не ездить в эти Драконовы дома?

Ольга промолчала, словно не слышала вопроса, и машина тронулась с места. Глядя в окно, Таня прощалась взглядом с площадью маленького сонного городка, окончательно погрузившегося в сиесту, с огромным старым деревом у распахнутых дверей кафе, когда вдруг услышала решительное: