– Мне пришло в голову, что вы несколько туманны в некоторых вопросах Религии, а также в Вопросах Родства и Происхождения. Вы должны помнить, что эти темы не должны подвергаться вашему собственному осмыслению или комментарию, а должны восприниматься в буквальном и неизменном смысле. Однако вы проявляете внешние и видимые признаки внутренней и духовной благодати. Так случилось, что я знаю небольшую часовню в деревне, которая была закрыта из-за отсутствия священника. Я могу назначить вас там главным в качестве непрофессионального читателя.

На лице Гиссинга отразился восторг.

– Я буду носить сутану? – Воскликнул он.

– Конечно, нет, – строго сказал епископ. – Даже стихаря у вас не будет. Вы должны помнить, что вы не были посвящены. Если вы серьезны в своем рвении, вы должны постепенно продвигаться вверх, начиная с самого низа.

– Я видел кое-что из вашей ткани с маленьким фиолетовым диком, который очень хорошо смотрится в проеме жилета, – смиренно сказал Гиссинг. – Сколько времени мне потребуется, чтобы до этого дорасти?

Епископ Борзой, обладавший чувством юмора, добродушно рассмеялся.

– Послушайте, – сказал он. – Сегодня прекрасный день, я закажу машину, и мы поедем в Далматин-Хайтс. Я покажу вам вашу часовню и точно расскажу, в чем будут заключаться ваши обязанности.

Гиссинг был поражен. Далматинские высоты находились всего в нескольких милях от Собачьих владений. Если новость дойдет до мистера Пуделя…

– Сэр епископ, – сказал он нервно, – я начинаю опасаться, что, возможно, в конце концов я недостоин. Теперь об этих Религиозных темах: я, возможно, дал на некоторые из них предположительное и комментирующее согласие. Возможно, я зашел слишком далеко…

Епископ уже предвкушал поездку за город со своим необычным послушником.

– Вовсе нет, совсем нет, – весело сказал он. – Для простого непрофессионального читателя допустима небольшая слабость. Вы, конечно, понимаете, что вам категорически запрещено находиться за кафедрой. Вы должны будете читать лекции, проводить службу и сможете обращаться к собранию по вопросам, не являющимся ни проповедническими, ни доктринальными; проповедь и фактическое вступление на кафедре запрещаются. Но я вижу в вас прекрасную кандидатуру. Исполняйте свои обязанности пунктуально на этом очень скромном посту, и высокие чины служения в церкви будут открыты.

Он надел очень красивую шляпу-лопату и направился к своему большому туристическому автомобилю.

Это была очень неудобная поездка для Гиссинга. Шелковая шляпа – наименее устойчивая одежда для быстрой езды, и шофер ехал на большой скорости. Епископ, откинувшись на спинку открытого авто, скрестил одну изящную стройную ногу на другой, в каком-то экстазе смотрел на сельскую местность и весело рассказывал о своих днях, когда он был молодым викарием. Гиссинг сидел, не снимая шляпы. Он слишком хорошо понимал, что по унизительной случайности они поедут по дороге, которая вела точно мимо его собственного дома. Он мог только надеяться, что миссис Спаниель и других детей не будет видно, потому что объяснения будут слишком сложными. В отчаянии он похвалил вид, открывающийся с другой дороги, но епископ Борзой был слишком заинтересован своей собственной темой, чтобы обращать на это внимание.

– Кстати, – сказал тот, когда они приблизились к знакомой местности, – я должен представить вам мисс Эрдель. Она живет в большом доме вон там, на холме. Ее семья всегда посещала то, что я теперь буду называть ВАШЕЙ часовней; она очень ревностно посещает церковь, и для нее было искренним горем, когда это место пришлось закрыть. Вы найдете в ней большую помощь и утешение; мало того, она имеет то, что не всегда можно найти у более набожных представителей ее пола – молодость и красоту. Кажется, я правильно понял, что вы сказали, что вы холостяк?

Они приближались к последнему повороту, на котором еще можно было избежать роковой дороги, и внимание Гиссинга разделилось.

– Да, в некотором роде, – ответил он. – Епископ, вы знаете дорогу, ведущую в долину? Вид действительно великолепный. Да, эта дорога. О нет, я холостяк.

Было уже слишком поздно. Шофер, не подозревая об этом частном кризисе, кружился по дороге домой. С нежным чувством Гиссинг увидел шпили тополей, болиголовы за прудом, опушку леса, которая скрывала дом, пока вы не окажитесь совсем рядом с ним.

Машина внезапно вильнула, и водитель спас ее только быстрым и хитрым маневром, не дав ей съехать на берег. Он затормозил, и почти из-под задних колес показалась пыльная группа подростков, игравших на дороге. Вот они: Койки, Групп, Визгун (необычайно взрослые!) и два спаниеля. Их одежда была в плачевном состоянии, лица мрачными, ноги покрыты репьями, все их поведение было оборванным и диким, и все же Гиссинг почувствовал укол гордости, увидев, что прямая, независимая осанка его крестников контрастировала с более шумным, непотребным видом молодых спаниелей. Он быстро отвернулся, чтобы его не узнали. Но все мальчишки глазели на епископскую шляпу-лопату.

– Хот-дог! – Крикнул Визгун. – А не шляпа!

К своему ужасу, Гиссинг увидел миссис Спаниель, которая в тревоге выбежала из дома, на бегу рассыпая картошку с фартука. Он поспешно поторопил водителя ехать дальше.

– Какие ужасные на вид дети, – заметил епископ, который, казалось, был очарован их взглядом. – В самом деле, моя добрая сестра, – сказал он миссис Спаниель, которая теперь тяжело дышала у подножки, – вы должны держать их подальше от дороги, иначе кто-нибудь пострадает.

Гиссинг искал воображаемый предмет на полу машины. К своему великому облегчению, он услышал рев мотора, когда они снова тронулись в путь. Но он сел слишком рано. Одновременный рев “Папа!” вырвался из трио.

– Это они нам кричали? – Спросил епископ, оглядываясь.

Гиссинг покачал головой. Он был слишком подавлен, чтобы говорить.

Глава 11

Маленькая часовня на Далматинских высотах стояла на холме, среди сосновой рощи, самых романтичных из всех деревьев. Жизнь, сильный, но неуклюжий драматург, не отвергает самые нелепые “ситуации”, которые искушенный драматург отбросил бы как слишком очевидные. Ибо это песчаное плато, усыпанное атласными сосновыми иголками, было тем самым горизонтом, который казался таким синим и манящим из маленького домика у пруда. Неподалеку находилось большое поместье Эрдельтерьеров, которое Гиссинг знал лишь на расстоянии восхищения, и теперь он жил там в качестве почетного гостя.

Епископ взял его с собой навестить эрделей, и они, обрадованные тем, что часовню снова откроют, настояли на том, чтобы он остался с ними. Часовня, на самом деле, представляла особый интерес для мистера Эрделя, который был одним из главных спонсоров ее возведения. Гиссинг обнаружил, что жизнь, казалось, постоянно ставит его в ложное положение; и теперь он обнаружил, к своему огорчению, что прелестная маленькая святыня св. Шпиц, чьи витражи сияли, как рубины, в монастыре