Клаудия улыбнулась и на секунду прикрыла глаза.

- Или просто существовать для него. Чтобы он знал это. Может, в один прекрасный день что-нибудь предпринять вместе с ним.

- У него ведь есть подружка.

- Александра не очень одобряла их дружбу. И я тоже. Девочка такая… как бы сказать… фанатичная. Совсем как ее мать. Вы знаете Барбару?

- Да, я только что с ней разговаривал.

Клаудия намазала маслом ломтик хлеба.

- Барбара одержима своим синдромом всеобщей помощницы. Антье, ее дочь, тоже стремится спасать мир. Она очень активно помогает зеленым, спасает деревья и так далее. Впрочем, возможно, она положительно влияет на Кая. Только, на мой взгляд, все равно неплохо, если у мальчика появится и собеседник-мужчина.

- У него есть родной отец.

- Верно, Томас. Но вы знаете сами, какие у них напряженные отношения. Кай всегда был маминым сынком. Холгера он просто не переносит.

На террасу поднялся тип с орлиным носом. Он показался мне знакомым. Черная кожа на его туфлях была отполирована до блеска. По подъему, подобно шраму, тянулся шов. Я и сам подумывал, не купить ли мне такие благородные шузы. Мужик снял темные очки и окинул взглядом ресторан, словно кого-то высматривал. Теперь я его узнал - тот незнакомец с вернисажа. Он поздоровался с Клаудией, которая лишь сухо кивнула в ответ, и прошествовал в другой конец террасы, не удостоив меня внимания. Надменный самец, подумал я, и спросил:

- Кто это?

- Клеменс Зандер, наш шеф рекламного отдела.

- Импозантный у вас коллега! - сказал я.

- Угу, и прекрасно это знает. Абсолютный фаворит в нашей женской редакции. - Клаудия сунула в рот кусочек хлеба - ровно свою часть того, что лежало на нашей общей тарелке. Она явно была честной подругой Александры. Я взглянул на часы.

- Ой!

- Что такое? Пропустили какую-нибудь встречу?

- Моя мать! Я должен встретить мать в аэропорту.

- Вы должны?

- Моя мать прилетает из Цюриха, и я обещал ее забрать и привезти в город. У моей сестры никогда не бывает на это времени.

- Ох уж эти семейные ритуалы. Знакомое дело. Столько времени отнимают!

Я отодвинул от себя салат.

- Клаудия, пожалуйста, дайте мне слово, что мы еще раз с вами пообедаем. Наверстаем мой сегодняшний просчет. Можно я вам позвоню?

- Почему бы и нет?

Мы попрощались. На улице я поднял руку и остановил такси. Садясь в него, я увидел, как Клеменс Зандер направился к Клаудии с бокалом в руке.

Конечно, я опоздал. Рейс из Цюриха уже совершил посадку, когда я вошел в зал прибытия на терминале 2 в аэропорту им. Франца Йозефа Штрауса. Прибывшие пассажиры в коротких шортах и легких рубашках тащили за собой чемоданы на колесах, словно упирающихся собак; под ногами путались маленькие дети. Все спешили покинуть аэропорт. Только одна дама в шляпе медленно везла по залу свою тележку и оценивающим взглядом изучала окружающих. Это была она - в легкой накидке поверх платья, а также в чулках и перчатках, несмотря на жару. Моя мать придает большое значение форме и терпеть не может неряшливость. А также непунктуальность.

- Мама! - позвал я. Она оглянулась. Я подошел к ней, обнял. Она позволила себя обнять, потом взяла меня ладонями за щеки, притянула к себе и прижалась к ним своими щеками, справа и слева.

- Замечательно, что ты все-таки приехал!

Сняв темные очки, она смерила меня придирчивым взглядом. Ее веки отяжелели, по лбу и щекам протянулись морщинки, словно тонкая гравировка, зато седине все-таки не удалось перекрыть черные волосы, увлажнившиеся от жары на висках и шее.

- Я оторвала тебя от работы? - спросила мать.

- Не совсем. Извини за небольшое опоздание.

Мать снова надела темные очки.

- Как прошел полет? - осведомился я. - Ты нормально долетела? - Я толкнул тележку к выходу. Мать подхватила меня под руку.

- Безоблачное небо, восхитительные виды, полет прошел чудесно; меня раздражала только еда, которую там разносили, - отвратительная! Да еще я не могла из-за тесноты вытянуть ноги. И зачем я полетела бизнес-классом? В последнее время все меняется к худшему. В чем дело? Мы куда-то отступаем, незаметно, понемногу пятимся назад.

- Что ты, мама, какое же это отступление, если авиакомпания вводит режим экономии? У нас дома тоже бывали такие времена.

- Но тогда нужно сделать дешевле первый класс. Иначе это обман, шулерство. Терпеть не могу, когда игра ведется с закрытыми картами.

Таксист положил в багажник чемодан матери. Портфель с тисненными на коже инициалами - «ЭП», Элеонора Принц - мать взяла с собой и поставила между нами на заднем сиденье. Портфель ей подарил я десять лет назад, когда мать взяла на себя руководство семейным бизнесом - фирмой «Принц» в Цюрихе с сетью пошивочных фабрик. Отец назначил ее своей преемницей, когда у него начала усыхать кора головного мозга и уже не оставалось сомнений, что болезнь Альцгеймера постепенно затемнит его рассудок. После смерти отца мать села за тяжелый письменный стол из красного дерева, под которым мы с Регулой прятались в детстве, словно в пещере, когда наступал день платежей и отец раздавал швеям конверты с жалованьем. Мама первым делом ввела безналичный расчет, перевела фирму в кантон Цуг с его более низкими налогами, расширила ассортимент, выпустила детскую коллекцию, а спустя год и спортивную, которую теперь шьют в Венгрии и Чехии.

Цифровой термометр на приборной доске такси показывал тридцать два градуса за бортом, но в такси было как в холодильнике. При этом таксист попросил поднять стекла. Я медлил. Мать послушно взялась за дело, я последовал ее примеру.

- Когда мы встречаемся со Стефаном? - осведомилась мать.

- Завтра, в четырнадцать тридцать.

- Я уже радуюсь, что снова увижу милого мальчика.

Мать любила Стефана, как второго сына, и после смерти нашего семейного адвоката передала ему дела своей фирмы. Если я находил его копушей, моя мать - образцом осмотрительности, то, что я считал отсутствием инициативы, она называла осторожностью. Стефан должен был нотариально заверить наши подписи под документом о покупке кондитерской фабрики, узаконив таким образом сделку.

- Но перед этим ты побываешь у меня в салоне, - заявил я. - Подстрижешься и покрасишься.

- Прекрасно.

Во время поездки мать глядела по сторонам на убегавшие назад поля. Зеркальные пеналы на горизонте почти все пустовали - после биржевого краха и разорения множества фирм они превратились в бутафорию. Александра давно попалась на крючок «Новой экономики», рассчитывая на быстрые деньги и растущий выигрыш. Я тогда еще только прикидывал, не вступить ли и мне в игру. Стефан тем временем уже начал продавать свои акции, избавляться от них. Когда все рухнуло, Александра лишь пожала плечиком, демонстрируя свое полное равнодушие, как те коровы, которые теперь паслись на лужайках перед зеркальными фасадами.