– Ладно, пойду. Не буду нагнетать обстановку и отвлекать вас от пестования нашей героической молодежи.

Послышались шаркающие шаги и звук волочащейся по полу палки.

– Ваша внучка может гордиться таким родственником, – съязвила Карлова.

Раздался звонок на урок. Я подбежала к окну. Дед понуро шагал через школьный двор, из кармана свисал носовой платок. Он выглядел утомленным, на меня даже не оглянулся.

В двери заскрежетал ключ. Я быстро спряталась за занавеской. Кто-то вошел в класс, тихонько напевая «По ту сторону Эдема» Нино де Анджело.

Я глубоко втянула воздух – запаха лаванды нет. Осторожно выглянула и увидела фрау Крёгер со стопкой книг.

Я вышла из-за занавески.

– Фрау Крёгер…

Она вздрогнула.

– Господи, как ты меня напугала! Что ты тут вообще делаешь?

– Фрау Тиль меня заперла. Из-за дедушки.

– Та-а-ак…

– Она не разрешила мне пойти с ним на ярмарку в Барнсторф.

– Понятно. – Фрау Крёгер аккуратно положила стопку книг на край стола. – Тебе в это время там вроде бы быть и не положено…

И повернулась к двери.

– Звонок давно уже прозвенел, пора на занятия.

Я взяла сумку, мы вышли в коридор. Послышались чьи-то голоса, кто-то произнес мое имя.

– Черт… – прошептала я. – Сейчас на меня всех собак спустят: дед над фрау Тиль подшучивал.

Голоса приближались. Я готова была кинуться обратно в класс и снова спрятаться за занавеской.

Фрау Крёгер крепко взяла меня за руку:

– Нет, погоди.

Она задумалась на пару секунд.

– Пойдем. Только будь добра, держи язык за зубами.

Мы направились в подсобку в конце коридора. Здесь фрау Крёгер сунула мне в руки огромную стопку книг. Сверху – Николай Островский «Как закалялась сталь».

– Зачем это?

От книг пахло застарелой пылью. Они оказались такими тяжелыми, что я чуть не потеряла равновесие.

– Ты же спортсменка, так? – сказала фрау Крёгер. – Должна справиться.

И себе тоже взяла пару книг.

По главной лестнице нам навстречу спускались директор Шнайдер, парторг Карлова и фрау Тиль.

Я подняла стопку повыше – вдруг меня не заметят за скучной обложкой стального цвета. Только это не помогло…

– Вот ты где! – прошипела Карлова.

Все ее лицо было в каких-то мелких красных прыщиках – наверно, от злости. Из туго-натуго заплетенной косы не выбивался ни один волосок.

– Так… – пробасил директор.

– Ханна, ты пойдешь с нами! – приказала фрау Тиль.

– Добрый день, Клаус, – поздоровалась с директором фрау Крёгер. – Боюсь, я не могу отпустить Ханну, она мне нужна сейчас, помогает перенести книги. А они очень тяжелые.

И фрау Крёгер преувеличенно застонала, продолжая подниматься по лестнице. Я шла за ней по пятам.

Парторг, естественно, на это не повелась.

– А подождать ваши книжки никак не могут? – спросила она язвительно.

Фрау Крёгер даже не оглянулась.

– К сожалению, нет. Я в этом полугодии в трех классах учителей замещаю.

– Нам необходимо поговорить с Ханной!

Фрау Крёгер обернулась к директору:

– Это действительно так нужно именно сейчас, Клаус?

Тот неопределенно покачал головой.

Мы были уже на несколько ступенек выше этой троицы. Стало ясно, что за нами они не пойдут: директору с его хромой ногой догнать нас будет не под силу.

В кабинете немецкого мы запихнули книги в шкаф.

– Потом придется их обратно вниз тащить.

– Как вы с ними ловко!

Я села за парту.

– У Карловой такие злющие холодные глаза! Прямо насквозь буравят.

Фрау Крёгер что-то перекладывала в шкафу.

Я перелистывала страницы «Как закалялась сталь».

Фрау Крёгер вынырнула из шкафа, волосы все растрепаны.

– В следующем классе будете это проходить.

– Ну почему все, что читают в школе, такое ужасно скучное? – вздохнула я. – Мне только одна книжка понравилась – «Эмиль и сыщики»[26].

Один абзац был подчеркнут. Я прочла вслух:

– «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества».

Я откинулась на спинку парты.

Фрау Крёгер, устало улыбнувшись, взяла Островского у меня из рук. Потом положила на парту другую книгу.

– Возьми вот это. Тоже русский автор.

Из коридора послышался громкий голос – это Карлова кого-то отчитывала. Фрау Крёгер вздрогнула и поправила волосы.

– Не будем торопиться. Посидим пока тут.

И подсела ко мне за парту. Прямо перед нами висела доска. До нас тут занимались географией и составили список месторождений бурого угля. Рядом кто-то нарисовал границу между ГДР и Польшей по Одеру – Нейсе.

На парте я увидела томик «Преступления и наказания» Достоевского.

– Это интересно?

Фрау Крёгер сложила руки, как прилежная первоклассница. На заглянувшем в класс солнце сверкнуло обручальное кольцо. Она кивнула.

– А о чем?

– О нравственных вопросах. О справедливости и несправедливости. И о милосердии.

– Вся книжка?

Она кивнула.

– Звучит скучновато…

Голоса в коридоре стали громче. Фрау Крёгер на цыпочках подошла к двери и приоткрыла ее.

– Осторожно, чтобы Карлова не заметила! – прошептала я. – А то она сейчас на нас накинется.

Фрау Крёгер пригнулась и выглянула в коридор через щелку. Я тоже подкралась к двери и вытянула голову над плечом учительницы.

В конце коридора парторг отчитывала какого-то десятиклассника, тыча пальцем на его адидасовские кроссовки. Тот стоял понурившись.

– Вы, наверно, долго думали, прежде чем надеть их в школу! Вот таких комсомольцев только и не хватает нашей социалистической родине!

Неожиданно парторг оглянулась и посмотрела в нашу сторону. Фрау Крёгер отшатнулась от двери и попала головой мне по носу. Тут же хлынула кровь.