Стук усилился, звон стал тоньше, выше, что и вовсе заставило Ольгу сморщиться – ну не выносила она подобных бессмысленных звуков. Затем вдруг стало тихо, даже сиплое старушечье дыхание исчезло.

Впрочем, тишина длилась всего мгновение, раздраженно ударило ветром в стену, а ведьма – вот уж точно ведьма – скрипуче произнесла:

– Сюда иди.

Ольга поднялась, на мгновение замерла, раздумывая, брать ли сумочку с собой, и пошла на голос. Темно. Нарочно темно ведь, для нагнетания жути, чтобы чучела не казались скучными, чтобы хрустальный шар таинственно поблескивал, отражая пламя свечей, чтобы сами свечи оплывали, плавились, гнулись в стороны и застывали потом восковыми уродцами.

– Сюда, сюда, не бойся, – захохотала хозяйка.

Ольга и не боялась, пригнулась, проходя в неожиданно низкую дверь, и при первом же вдохе чихнула: в комнатушке воняло травами. Именно что не пахло, а воняло. Резко, назойливо, то сладко, то горько, то кисловато даже, а то и вовсе гнило. Пучки трав свисали с потолка, на полках вдоль стен стояли поллитровые банки, изрядно припыленные, прикрытые тряпичными крышками, на полу, на газетах, высились груды сена и песка, сухих грибов и вовсе чего-то неопределимого с виду.

Хорошо хоть свет тут нормальный.

– Иди, иди, – поманила старушенция. Она сидела за школьной партой и, согнувшись над толстенной тетрадью, страницы которой пожелтели от времени, царапала пальцем строку. – Не бойся.

– Не боюсь я, – Ольга снова чихнула и, достав из сумочки платок, зажала нос. Дышать травяною трухой не было ни малейшего желания.

– Ну, это зря, страх в человеке быть должон. Значится, как зовут твоего?..

– Ефим. Ефим Павлович Ряхов.

– Погоди, – старуха послюнявила огрызок карандаша и снова склонилась над журналом. Надо же, и у ведьм бухгалтерия имеется. Хорошо это или плохо?

Ну… Ольга отвела от лица пучок жестких стеблей, больше похожих на пук волос. Вреда точно не будет. В конечном итоге… в конечном итоге ни один здравомыслящий человек не примет этот поход всерьез. Ну и пусть не принимают, лишь бы помогло. Софья советовала. Софья – женщина, к глупостям не склонная.

– Значит, так, давать нужно трижды. – Откуда-то появился флакончик темного стекла, обыкновенный, аптечный, но без этикетки. – Первый раз девять капель, второй – шесть, ну и последний – три. Через полгода повторишь.

Ольга брала флакон не без опаски, вдруг подумалось, что внутри вполне может оказаться обыкновенная водопроводная вода. Или яд.

– Не бойся, – в очередной раз повторила старуха. – Ничего с ним не станется. Вернется к тебе как миленький. Ты, главное, не затягивай. Сегодня же постарайся, луна хорошо стоит.

Протянутая рука, темные пальцы с ободками колец, морщинистая ладонь. Чего ей надо? Ах да, денег.

Всего-навсего денег, волосы и голос останутся с Ольгой, как и волшебное зелье, которое вернет принца. Правильно, Русалочке, чтобы выжить, следует быть практичной.

Заранее приготовленный конверт, томительное ожидание, пока карга нарочно медленно пересчитывает, просматривая каждую купюру на свет и каждую же переписывая в талмуд.

– Иди, милая, – наконец соизволила сказать она. – И смотри, не затягивай.

А на улице снег шел, и не просто шел: свинцовые облака спустились еще ниже, легли на крыши и фонари, расползлись старыми подушками, растеряли пух. Крупные хлопья вертелись в воздухе, липко касались щек и путались в короткой шерсти Ольгиной шубки, они же скрипели под ногами и отливали зыбким серебром. Они же зеркальной пылью раскалывали пространство на одинаковые, многажды отраженные друг в друге элементы.

Это уже другая сказка, та, которая про Кая, Герду и Снежную королеву, пытавшуюся получить вечность руками маленького мальчика. А тот, в свою очередь, леденел от любви и прятался от несовершенства мира. Снежинки-винтики на ледяных шарнирах.

И собачий вой за спиной.

Ольга прибавила шагу: от фонаря до фонаря, не касаясь темноты, не отвлекаясь на желтые окна домов, не оборачиваясь… сейчас поворот, а там и машина.

Все уже позади…

Ее толкнули в спину, опрокидывая в неглубокий сугроб, и рыхлый снежный пух моментально залепил лицо и рот, забивая крик. Дернули еще раз, пнули в бок, но удар получился слабым, мелькнула тень, захлюпал снег под ногами.

Ольга некоторое время лежала неподвижно, опасаясь, что тот, кто напал, все еще рядом, что ждет и готовится снова ударить, на сей раз прицельно.

– Ну что, Олька, вот и встретились… а я тебе, кажется, говорила, чтоб к Данику ты не лезла. Говорила?

– Пропусти.

– Слышь, Макарова, она еще приказывает нам!

– Ты что, не понимаешь, что Евгеньевна этого так не оставит?

– Конечно не оставит. И если мне повезет… а я постараюсь, чтобы повезло, тебя наконец-то попрут из школы. Или ты думаешь, что Евгеньевна с моим папа@€@ залупаться станет? Нет, Ольчик, слушать надо было, чего люди говорят. Ты никто и до самого конца никем останешься.

– Не подходи. Не подходи или…

В шею ткнулся мокрый и горячий нос, пахнуло псиной, потом широкий язык провел по щеке, вытирая и снег, и слезы.

– Я не люблю собак, – жалобно сказала Ольга, поднимаясь на четвереньки. – Не люблю.

Рыжий нерешительно вильнул хвостом. Заворчал.

– Уходи.

Отступил, сел на снег и зачесался. И морду в сторону повернул, точно не желал глядеть на Ольгу.

– Еще и ты… мало мне, а теперь и ты… и куртка вымокла… а прическа, знаешь, сколько я за нее вывалила? Куда тебе…

Дрожащими руками Ольга счищала снег.

– Сумочку вырвали… подумаешь. Со мной и похуже случалось. Не веришь, да? Ну и пес с тобой… а у меня машина рядом. И… и ключи в сумочке были. Теперь все, теперь только пешком. А Ефиму если позвонить? Он приедет, он такой… он меня выгнал, сволочь. Выкинул. Все меня выбрасывали.

Пес прекратил чесаться и широко зевнул.

– Сначала отец. Зачем он забирал, если не нужна? У него ведь другие были, любимые, не то что я. Меня он скоро в школу выпер. Дорогую. Элитную. Частную. Знаешь, что такое частная школа? Нет? Ну так я тебе расскажу. Пойдем. Там, кстати, тоже собак жил, за мной все ходил, а я боялась. Теперь не боюсь. Сумочку украли вот. Ну что сидишь, пошли, хоть до машины проводишь.

Кобель поднялся и лениво потрусил рядом, приноравливаясь к Ольгиному шагу. Он не рычал, не лаял и вообще выглядел личностью независимой, что в общем-то вполне устраивало Ольгу: ей нужно было выговориться. А лучше всего это делать перед тем, кто впоследствии не сможет использовать услышанное против нее.

– Кто девушку кормит, тот ее и танцует. Не смешно? Вот и мне не смешно было. Нет, ты не думай, учителя там были хорошие, да и я не дура. Не веришь? Никто не верит, а… а если родители школу спонсируют, то неужели учителя не отнесутся к их деткам с повышенным вниманием? Ну мой-то тоже платил, без платы никак. Откупался. И все это сразу поняли, одна я…