Закинув руки за голову, она поправила огненную прическу. На миг он представил, как эти волшебные руки касаются его тела. Смог бы он стать нежным и чутким? Или бы не сумел держать под контролем чувства?

Ему хотелось и нежности, и страсти. Но она явно ждала другого. Объяснения. А Дарси человек кристальной честности. Впрочем, она бы мгновенно раскусила его вранье.

– Значит, больше не коснемся друг друга?

– В такой маленькой хижине это невозможно. – Она пыталась все обратить в шутку, глядя куда-то в сторону. – Просто нужно оставаться профессионалами в любой ситуации.

– Не друзьями, нет?

Она подняла глаза, и он с удивлением увидел в них слезы.

– Ты мой единственный друг, Дарси. Я до конца уверена только в этом Ты, – ее голос задрожал, – ты не оставлял меня в самые тяжелые времена, ты помогал мне выбраться из всех передряг. И если не хочу жертвовать нашей дружбой во имя сомнительных отношений, это не означает, что я не скучала по тебе каждую минуту, пока мы были в разлуке.

Ее слова так точно описывали чувства Дарси, что и у него защипало в глазах.

– А я и не знал.

– Разумеется, не знал. – Она смахнула слезу и улыбнулась. – Я же скрывала.

– А я-то как скучал!

– Ты? Скучал? Будет врать-то!

– Еще бы мне не скучать! Сказать по правде, я даже во «Врата» пошел, лишь бы почаще слышать милый деревенский акцент.

– Я тебе не деревенщина! – Хохоча, она развернула очередную упаковку. – Бог ты мой, пахлава! Теперь непременно растолстею, отвратительный, восхитительный Дарси.

– Да ну? – Он поднял бровь. – Я ведь помню, как ты объедалась ею в Таблисе. Ни одного торговца не пропускала, и ничего. Помнится, даже со мной однажды поделилась.

– Но не в этот раз! Умираю с голоду. – Она широко улыбнулась.

Слишком широко. Слишком наигранно. Зная не хуже Дарси то, что улыбаться особенно нечему. Она в беде. Его преследуют. Они не нашли никакой информации.

Зато чуть не предали настоящую дружбу ради мимолетной страсти.

Впрочем, такой ли уж мимолетной? Как он ни старался себя обмануть, списать свои чувства к ней на обыкновенную дружескую симпатию, от правды не убежать. Она всегда действовала на него как курок стартового пистолета. С первого же взгляда на нее он почувствовал: теперь-то его жизнь изменится. Будто кто-то сдвинул привычную картину мира, и с этого дня все пойдет иначе.

И, как знать – возможно, все сложилось бы иначе, не случись этот кровавый теракт?

– Мы немного отвлеклись, – заявила она, с явным удовольствием доедая фалафель. Дарси не мог не радоваться ее здоровому аппетиту и жизнерадостному, пусть даже не к месту, настроению.

– Да, пожалуй. – Он предпочел не углубляться в детали, чтобы ненароком не повторить попытку.

– Как прошел разговор с Авой? Выяснили что-нибудь?

Да уж. Воспоминания о былой неудаче незаменимы, когда нужно охладить пыл.

– Да ничего особенного. Парочка штрихов к портрету Кейда Ландри да несколько интересных деталей из биографии Пита Чанга.

И он в красках передал ей слова Авы.

– Значит, Чангу все равно, чей ботинок лизать? – возмутилась Маккенна.

– Лишь бы это способствовало карьерному росту.

– Мерзкий тип. Но, судя по всему, ничего особенно интересного. Все федеральные агентства кишат Питами Чангами. Набиты под завязку. Ну а если бы его попросили меня подставить?

– Он бы согласился без лишних угрызений совести. Но есть еще и другие моменты. Трусость, например. Может испугаться открыто идти на риск.

Она сузила глаза и сложила руки на животе.

– И как ты думаешь? Чанг или не Чанг?

– Скорее нет, – поразмыслив, ответил Дарси. – Не особенно похоже, чтобы этого требовало начальство. Тут человеком явно руководили другие интересы. Впрочем, я ограничился бы пределами Ноксвилла и Джонсон-Сити, если бы кто-то назначил меня руководить расследованием.

– Собственно, ты и руководишь, – ответила она с неожиданной серьезностью. – Кому еще я могу довериться?

– Разве у тебя нет близкого человека?

Маккенна расхохоталась:

– Что ж ты раньше не спросил, Ромео?

Это уж точно. Как-то он не подумал об этом, желая овладеть Маккенной прямо на кухонном столе. Впрочем, он и сейчас этого хочет, но, по крайней мере, может скрывать.

– У тебя есть друзья в Ноксвилле? Которые могли бы вести поиски?

– Нет у меня друзей. – Маккенна вздохнула. – Слишком много работы. Даже на свидания не хожу.

Дарси вздохнул с облегчением, но вспомнил: ему в любом случае не на что надеяться. Маккенна в который раз поправила непослушные волосы. С трудом сдержавшись, чтобы не потянуться к ней через стол, он тяжело вздохнул:

– А семья?

– У меня есть только мама. Папы не стало два года назад.

Боль ожгла Дарси.

– Прости, я не знал…

– Рак, – прошептала она с горечью. – Он сгорел очень быстро. Но, по крайней мере, долго не мучился. Наверное, не самое страшное, что может случиться с человеком.

После пережитого в Таблисе она, конечно, по-другому воспринимает жизнь и смерть. Да и вообще все стало восприниматься иначе. Она стала жестче. Серьезнее. Сознательнее. От былой беззаботности, доверчивости и ранимости не осталось и следа.

А он разве не изменился? Разве не осознал ценность каждого дня, ужас смерти и людскую жестокость? Да и как могло быть иначе, когда молодые, талантливые, ни в чем не повинные люди гибли у него на глазах? О каком наивном восприятии мира могла идти речь? Словно розовые очки слетели.

Слишком тяжелый опыт. Слишком страшную цену они оба за него заплатили.

– Думаешь, за тобой следят? – спросила она некоторое время спустя, желая прервать тягостное молчание.

– Вряд ли. – Дарси заворачивал в фольгу остатки фалафеля. – Иначе нас бы давно нашли.

– Сохраню пахлаву на вечер, – решила девушка.

Ник крепко сжал ее руку, вымазанную в липком лакомстве.

– Я буду защищать тебя до последнего, – твердо пообещал он. – Ты знаешь об этом?

– Я агент ФБР и не нуждаюсь ни в чьей защите, – ответила она с гордостью. – Для меня гораздо важнее твоя помощь и поддержка.

– Этого у тебя хоть отбавляй. – Он крепко пожал ей руку. – Пойду приму душ, а потом, наверное, спать улягусь.

– Иди, а я посуду помою.

В ванной он стянул футболку и посмотрел на себя в зеркало. Замотанный. Лучше слова не подберешь. Волосы сильно отросли, как и щетина. Худой от природы, после всех этих передряг он отощал еще больше. Но зато сейчас чувствовал в себе настоящую силу, а мозг работал безотказно.