Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С чем связано? Со смертью? Но это еще неизвестно. С криминалом? Опять — лишь догадки. Даже если это Алкина сумка (точнее Изина), в чем я, в общем-то, уже не сомневалась еще с момента обнаружения открытки, то в теории Алла могла и выбросить ее сама. Да, дальше пошла пешком и без сумки. Да, странно, но могла? Могла. Деньги на такси можно хранить и в кармане. И телефон, кстати, тоже.
— Точно вещей никаких не было? — спросила я, на что удостоилась гневного взора. — Я имею в виду телефон или ключи.
— Я не ворую. Таких вещей точно не было. Я же сказал. Была ерунда всякая.
— Но какая?
Он посмотрел на потолок. Наверно, скоро взорвется. Но ведь это он с нами связался. Неужели думал, что все обойдется без лишних вопросов? Мы человека ищем, вообще-то.
— Салфетки какие-то, ручки… я не знаю, фигня, короче. Жена лучше знает.
— Но ее нет, — напомнил Федор.
— Но ее нет.
— Ладно, — Филиппов пошел к выходу, кивая мне, чтобы последовала за ним, — если что — звоните. Я в долгу не останусь.
Мы собирались идти в обратный путь, но с другой стороны увидели бегущую в нашу сторону женщину.
Переглянувшись, мы пошли прямо на нее. Она, однако, пробежала мимо.
— Простите, — окликнул ее Федор. — Вы не жена, случайно, Рауля из этого дома? — Филиппов кивнул на дом, от которого мы удалились лишь на пару шагов.
— Нет, — ответила она на ходу, однако забежала именно в этот дом.
— Пойдем посмотрим? — предложила я, не отрывая напряженного взора от яркой голубизны, которая таила за собой теперь что-то загадочное.
— Нет желания лезть в чужое дело, — сморщился Федор. — Нам нужно заниматься своим. Если что, он позвонит.
Федор, к моему удивлению, пошел дальше на окраину, откуда и прибежала женщина. Я не стала спорить, просто топала рядом. Дорога делала плавный поворот, и мы вскоре оказались возле красивого пруда, только в одном месте немного затянутого трясиной. С той стороны, что ближе к нам, устроили импровизированный пляж: валялись бутылки, рядом кострище, возле кромки воды вытоптанная трава. И никого вокруг.
— Странно, — высказалась я. — Разгар дня, погода шикарная, почему никого нигде нет? Словно зомби-апокалипсис.
— Ты редко бываешь в деревнях и селах, — пожурил меня Федор Алексеевич. — Это во времена моих родителей, которые, кстати, деревенские, где и познакомились, так вот, в деревнях того времени кипела жизнь. Сейчас все сидят по своим норам, кто помоложе — в смартфонах, кто постарше — в телевизоре. Огородились высокими заборами. Идем вон туда, — без перехода добавил он.
— Что мы все-таки здесь ищем? — не выдержала я.
— Алла, возможно, была здесь. В этой деревне у нас нет знакомых и родственников. Вполне вероятно, что она прошла деревню насквозь, как и мы сейчас. И вышла бы к пруду.
— А дальше?
— Дальше она, возможно, очень устала и легла спать. Прямо в траву. Или в том перелеске, — показал он рукой вдаль. До перелеска нужно было еще идти по полю.
— Почему бы ей просто не позвонить? Тебе или матери? Или кому-то из друзей…
— Значит, не было такой возможности, иначе бы уже позвонила. Телефон, возможно, разрядился. Или сломался.
— Тогда логичнее стучаться в избы, просить помощи, хотя бы телефон на пару минут попросить.
— А ты часто на стуки дверь открываешь?
— Я? Никогда, — честно призналась я. — И на звонки не открываю, и тем более на стуки. Но то — город, к тому же мегаполис, а то — деревня. Здесь все всех знают.
— Я и говорю, отстала ты от жизни, особенно от сельской. Многие, согласен, должны друг друга знать. Но сейчас наверняка тут половина дачников. Они ни местных не знают, ни друг друга. И местные уже подкованные. Тоже никому не открывают. Раз откроешь — и без штанов останешься. Еще в мою бытность опером ходили по домам фильтры предлагали. Якобы качественные немецкие. На глазах изумленной публики опыты с водой проводили. Вода чернела в стакане. Они утверждали доверчивым гражданам, мол, вот у вас так все органы внутри почернели от этой воды. Помрете быстро, если будете ее пить. И заставляли заключать с ними договор на сто с лишним тысяч, в кредит или в рассрочку — кто как мог. С банком у них налажены были отношения. А фильтр ставили — сделанный на коленке. Немецкий можно купить тысяч за пять и самому поставить, а такому вообще красная цена пара тысяч. Народ в двадцать раз переплачивал, да еще и спасибо говорили, что их от смерти спасли.
— Козлы.
— Угу, — не стал он спорить. — А деньги в основном так и делаются. По-козлиному.
Я снова не выдержала (видимо, устала):
— А ты? Тоже по-козлиному зарабатываешь?
— Я? Нет. А где ты у меня деньги видишь? — хмыкнул он, затем посмотрел на меня со значением. — Если бы у меня были деньги, я бы…
Я покачала головой, мол, не надо. И он не стал договаривать.
Мы шли полем, и тут он резко встал. Мы за руки, конечно, не держались, но шли вплотную друг к другу, потому что тропа была узкой, и я почувствовала плечом вибрацию его руки, с которой соприкасалась. Что могло произойти, чтобы он затрясся? Не наш же разговор так повлиял…
— Федор? — вернула я его на землю, потому что он смотрел в сторону, в густую траву. — Что там?
Наконец он отмер и сделал три шага. Снова достал салфетку и через нее… поднял вверх коричневую сумку. Я вскрикнула, даже со своего места заметив выразительную шнуровку, идущую по боку, и ремень в виде цепочки. Это была сумочка Изольды!
Федор понял по моей реакции, что все именно так, как мы и думали.
— Дай пакет, — прохрипел он не своим голосом.
Я раздвинула края пакета, и в пару к открытке туда была помещена еще и сумочка. Предметы зашуршали внутри вместе с пакетом, как будто рады были вновь соединиться, как будто скучали друг по дружке…
— Господи, — прошептала я. Затем опомнилась: — А ты не хочешь проверить?
— Что?
— Что — что? Проверить, что в ней!
— Лучше не трогать, мы можем смазать отпечатки. Ты уверена, что… — он не договорил, а я выразительно кивнула. Да! Да!! Я не перепутаю Изину сумку с какой-нибудь другой!