С характерным для него порывом Шлиман писал своему американскому издателю: «Нет другой Трои, чтобы ее раскопать… это моя работа останется востребованной, пока в мире будут люди, восхищающиеся Гомером, нет, пока на земном шаре будут жить люди». Но в душе сомнения по-прежнему оставались. Действительно ли он нашел дворец Приама? Если Микены и его Троя — современники, где связь между ними? Теперь, когда он раскопал материковое микенское царское кладбище и знал, как выглядела эта цивилизация, культурная изоляция и отсталость его Трои казались все более странными. Поэтому, хотя в книге было объявлено о завершенности работ (таково было требование издателя, да и сам Шлиман склонялся к этому), он не мог утаить подспудных сомнений. Факты попросту не стыковались друг с другом. В самом деле, единственно разумным было предположение, что Гомер жил намного позднее событий в Трое и раздул крохотную искорку фактов в великую легенду:

В ноябре 1879 г. Шлиман писал своему германскому издателю: «Теперь остался только один вопрос: существовала Троя лишь в воображении поэта или в реальности. Если будет принято последнее, то Гиссарлык должен быть всеми признан как место ее нахождения…». (Курсив мой.) Но, конечно, допущение, что вопиющее несоответствие между описаниями Гомера и археологическими фактами являлось следствием поэтической фантазии, было не чем иным, как первым шажком к согласию, что все выводы — фикция.

В глубине души таилась мысль, что либо Гиссарлык отказывается открыть свои тайны, либо он выбрал не то место.

По-прежнему не понимающий, почему он не может найти явной связи между микенской культурой и Троей, Шлиман в мае 1881 г. вернулся в Турцию и провел полмесяца в седле, повторно обследуя другие места в Троаде в сопровождении только местного проводника. Если он искал иное возможное местоположение Трои, то умолчал об этом. В следующем году он провел еще один сезон раскопок. На этот раз, как мы знаем, он переманил Вильгельма Дёрпфельда из группы, работавшей в Олимпии. Молодой человек помог разобраться в мешанине, оставленной ранними изысканиями Шлимана. «Я сейчас сожалею, что со мной не было такого архитектора с самого начала, — писал он, — но даже теперь еще не поздно».

Шлиман теперь думал — возвращаясь к своим прежним раскопкам, — что Троя II, сгоревший город, был в итоге «совершенно идентичен гомеровской Трое». Дёрпфельд сумел различить контур стен Трои II, определить местонахождение двух из ее ворот и показать, что она была доисторической укрепленной дворцовой резиденцией со зданиями мегаронного типа и грозными бастионами, часть из которых стоит и сегодня. Шлиман ухватился за эту идею и в конце 1882 г. объявил:

Прошло более десяти лет, как Шлиман начал «осаду» Трои.

Но не унимались и клеветники. С 1883 г. армейский капитан Эрнст Беттихер издавал памфлеты, в которых заявлялось, что Гиссарлык вообще не город, а некрополь, город мертвых, и что Шлиман и Дёрпфельд вводят публику в заблуждение, утаивая и подделывая находки. Хотя обвинения были нелепыми, Шлиман понимал, что должен оправдать себя раскопками нового участка на Гиссарлыке в присутствии независимых наблюдателей. Еще в январе 1887 г. он пишет Калверту о приготовлениях к своей последней крупной экспедиции, которая продлится с осени 1889 г. по август 1890 г. Тогда-то больным и уставшим Шлиманом и было сделано решающее открытие.

Возле западной окраины холма, в 25 ярдах снаружи большого пандуса Трои II, раскопщики обнаружили большое здание, очень напоминающее мегарон (царский зал), найденный вТиринфе. Здесь помощник Дёрпфельда Брюкнер нашел специфическую «серую минийскую» керамику загадочного шестого города, который Шлиман так никогда и не сможет однозначно идентифицировать. Здесь же он нашел гончарные изделия с несомненными микенскими формами и узорами, столь знакомыми по Микенам и Тиринфу. В ретроспективе это открытие было поистине сенсационным и эпохальным. В самом деле, для тех, кто верил в историчность легенды, оно выглядело как долгожданный знак, что Гиссарлык действительно был Троей. Шлимана, должно быть, невероятно взволновало это открытие, даже потрясло, потому что оно заставило пересмотреть все, что он думал и публиковал о городе Гомера. Действительно, открытие ставило под вопрос правомочность всех его заключений о хронологии семи городов и, конечно, идентификацию приамовской Трои. Его «лидийский» город поддерживал связи с микенской Грецией, сгоревшая Троя II, его город Приама, был не просто старше, а на тысячу лет старше!

Каким ужасным ударом было для больного человека столкнуться с крушением всей его мысленной конструкции, построенной ценой тяжелого труда, лишений и огромных затрат на «этой смертоносной равнине»! Но Шлиман стойко перенес это и решил продолжать раскопки. Стремление к славе не оставляло его. 1891 г. должен был стать последней попыткой. Шлиман не дожил до исполнения своих планов. На Рождество 1890 г., когда Дёрпфельд записывал последние слова их совместного отчета, Шлиман умер в Неаполе, упав на улице, пораженный ударом. Его, бессловесного, и, видимо, без гроша в кармане, внесли в фойе отеля на Пьяцца Умберто, где, по прихоти судьбы, всю сцену наблюдал польский писатель Сенкевич:

ВИЛЬГЕЛЬМ ДЁРПФЕЛЬД — ГОМЕРОВСКАЯ ТРОЯ НАЙДЕНА?

Спустя два года после смерти Шлимана, весной 1893 г., Вильгельм Дёрпфельд вернулся в Трою. Теперь он руководил раскопками, которые оплачивали София Шлиман и кайзер Германии. Раскопки 1893–1894 гг. стали одной из важнейших вех в истории археологии. Исходя из предположения, что дом, найденный в 1890 г., расположен внутри города бронзового века, находившегося далеко за пределами «шлимановского» города, Дёрпфельд вскрыл южную сторону Гиссарлыка по кривой, огибающей холм, и сразу же натолкнулся на стены. За два сезона он расчистил 300 ярдов городской стены, местами погребенной под более чем пятидесятифутовым слоем земли и обломков более поздних поселений. В северо-восточном углу находилась впечатляющая угловая сторожевая башня, до сих пор возвышающаяся на 25 футов над скалой. Первоначально она имела высоту, по крайней мере, 30 футов с вертикальной каменной или кирпичной надстройкой такой же высоты. Торчащая, как нос броненосца, она должна была доминировать над долиной Дюмрека. Построенный из хорошо отделанных известняковых блоков, этот бастион был поразительно похож на поздние античные постройки, что объясняет, почему Шлиман снес сходные стены на северной стороне. Городская стена была выложена отдельными секциями и каждая оканчивалась отчетливым коленом. Все секции имели четко выраженный откос. Возможно, подумал Дёрпфельд, это тот самый «угол», о котором упоминал Гомер, описывая, как Патрокл пытался вскарабкаться на стену… На востоке располагались ворота, защищенные длинной перекрывающей стеной, а рядом — основание большой квадратной башни из известняковых блоков. На юге еще одни ворота с массивной башней, перед фасадом — каменные основания, возможно, предназначенные для статуй богов. На западной стороне, сразу под домом, раскопанным в 1890 г., оказалась секция, возможно, наспех сложенная строителями города. Даже самые циничные критики не порицали Дёрпфельда за упоминание, что, согласно Гомеру, одна секция стены была слабее остальных и здесь «легче всего было ворваться в город».