Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На флоте катастрофическое положение с топливом уже привело к суровым мерам экономии. Все тренировки экипажей подводных лодок были прекращены. Осуществлялось передвижение только самых важных конвоев. Большие пассажирские суда, перевозившие до этого беженцев и раненых по Балтике, также были поставлены на прикол. Продовольственная ситуация была более чем критической. Запасов мяса, жиров и сахара в «Северной зоне» на короткое время было достаточно, но ситуация должна была быстро ухудшиться с потерей Мекленбурга, которая сейчас четко представлялась неизбежной. 25 апреля Дёниц заявил, что решение вопроса о том, следует ли продолжать борьбу или прекратить, — «исключительно дело государственного руководства, представляемого фюрером, и никто не имеет права отступать от курса, проложенного фюрером», добавляя при этом: «Поскольку капитуляция, по сути своей, означает уничтожение германского народа, с этой точки зрения правильным будет продолжать борьбу».
После его посещения ОКБ, после которого состоялось совещание с генерал-майором фон Трота, начальником штаба группы армий «Висла», оно, вместе с жалким зрелищем бесконечных колонн беженцев, должно быть, погасило последние надежды и иллюзии Дёница и привело его к горькому осознанию, что враг победил и что Германия — «побежденная нация». Вернувшись в Плён, Дёниц пригласил к себе своего зятя, капитана Гюнтера Тесел ера (Хесслера), и сухо и без эмоций сказал ему, что все сопротивление скоро станет невозможным, а поэтому бесполезным. Зная ситуацию в Берлине, Дёниц не думал, что у Гитлера будет какой-либо преемник. Он предполагал капитуляцию всех соединений, находящихся под его командованием, а сам намеревался искать смерти в бою.
Гесслер осмелился спросить, а не будет ли лучше для адмирала при этом надвигающемся хаосе вмешаться в ситуацию в плане дисциплины и порядка всей силой своего авторитета. На это Дёниц ответил, что поражение грядет настолько полное, а крах настолько велик, что они принесут с собой крушение всех ценностей. Германии понадобятся годы, чтобы оправиться от этой катастрофы, и в дальнейшем для народа будет важным знать, что даже в столь безнадежной ситуации были люди, у которых хватило мужества сделать правильные выводы, не думая о себе. Его смерть должна стать актом искупления, и она поможет снять с кригсмарине пятно, которое могло пристать к нему, если бы они просто капитулировали. Затем Дёниц отпустил Гесслера, попросив его с этого момента считать себя главой семьи и позаботиться о своих жене и дочери. Гесслер никогда не сомневался в искренности Дёница в тот момент. Для любого военного в те дни смерть была настолько близкой, настолько знакомой, что решение его тестя выглядело почти как самое обыденное дело.
Дёниц никому больше не говорил о своих намерениях, даже своему помощнику, с которым обычно они обсуждали все. Среди экипажей подводных лодок у Дёница было прозвище Лев — из-за его мужества, его умения и его боевого духа; для того, чтобы поднять боевой дух, он был готов воспользоваться пропагандистским жаргоном Геббельса (даже при том, что у него могли быть сомнения); он излучал уверенность в победе даже тогда, когда оставался лишь маленький лучик надежды на улучшение ситуации; но в том, что касалось его личных чувств и интересов, он был молчалив и сдержан. Дёниц требовал многого как от себя, так и от других.
Последние дни апреля могли только укрепить Дёница в его решении. 29 апреля он принял фон Грейма, главнокомандующего люфтваффе, который покинул Берлин раненым перед тем, как было составлено последнее завещание Гитлера. Грейм все еще питал иллюзорные надежды — новое доказательство как отказа от восприятия реалий, царившего в бункере фюрера, так и мощи гипнотического внушения, которое этот тиран все еще мог излучать, даже будучи физически и духовно больным человеком. Дёниц, не подвергавшийся в последние дни прямому влиянию Гитлера, был более способен к объективной оценке общей ситуации.
29 апреля британцы захватили плацдарм на Эльбе. Группа армий «Висла» и 12-я армия были разгромлены русскими и отступали на запад, поэтому Дёниц решил, что будет правильным не давать им больше подкреплений, а использовать все наличные войска против британцев, чтобы держать дверь на запад открытой. Затем пришла весть, что запасов угля для морских перевозок и судоверфей хватит всего лишь на десять дней, и никаких дальнейших поставок не предвидится. Совещания с фельдмаршалами фон Боком и фон Манштейном завершили эту картину нищеты.
30 апреля Дёниц решил посетить Гиммлера в Любеке, где тот устроил свой штаб в полицейских казармах, чтобы показать тому телеграмму Бормана о его, Гиммлера, измене и предательстве и прояснить ситуацию. Незадолго до ухода Дёница показали сообщения по телетайпу от Кауфмана, гаулейтера Гамбурга.
Рейхскомиссар и рейхскомиссар обороны Карл Кауфман в дискуссии с Гитлером 3 апреля отказался превращать Гамбург в крепость и на этом основании был освобожден от своей должности рейхскомиссара обороны побережья Северного моря и рейхскомиссара по морскому транспорту. Все торговые морские перевозки были переданы Дёницу, который 18 апреля назначил контр-адмирала Энгельгардта главой морского транспорта. Кауфман, бывший другом Шпеера, намеревался передать район побережья Северного моря западным союзникам и пытался подключить к этому плану гаулейтера Северной Германии и фельдмаршала Буша. Ему удалось добиться частичного успеха, и в конце концов он ограничился тем, что попробовал договориться о независимой капитуляции Гамбурга. С помощью Дюквица, эксперта по перевозкам из Копенгагена, в качестве посредника через датское Сопротивление, он попросил британское министерство обороны ускорить продвижение британских войск к Гамбургу и Любеку. Даже лидер «Вервольфа» (германская партизанская организация) обергруп-пенфюрер СС Прютцман, похоже, пытался вступить в переговоры о мирной сдаче города британцам. Параллельно этому, но частично самостоятельно Ринсберг, еще один эксперт по морским перевозкам, начал мирные переговоры в Стокгольме в отношении района Северной Германии. В конце концов действия Ринсберга и Кауфмана объединились.
Дёниц узнал о деятельности Кауфмана через фельдмаршала Буша и главу III управления РСХА Олендорфа (внутренняя СД), отдельные части разведслужбы этого управления функционировали в «Северной зоне». Несколько раз Дёниц приглашал Кауфмана на совещание, но тот все отказывался, опасаясь, что его арестуют. Однако на этот раз попытки Кауфмана спасти город Гамбург от последнего бессмысленного сражения — чего он в конце концов и достиг, — похоже, оказались противоположными цели Дёница, состоявшей в том, чтобы сохранить район Шлезвиг-Гольштейна свободным от наплыва беженцев с Востока. Поэтому Дёниц поручил своему помощнику составить телеграмму Кауфману с изложением своего видения ситуации и проистекающих из него требований. Пока Дёниц вел дискуссию с Гиммлером в Любеке (Гиммлер заявил, что его переговоры с графом Бернадотом — это просто слухи), Людде-Нейрат подготовил ответ Кауфману. Из-за задержек в радиосвязи эта радиограмма была передана только