Я был куском мяса с вывернутыми костями. Я видел, как на руках по вывернутым сосудам течет кровь, вся кофта пропиталась ею, но кровь не капала вниз, а продолжала циркулировать по телу. Я даже чувствовал этот запах, запах свежего мяса вокруг себя, точно такой же, какой повисал на кухне в те дни, когда отчим возвращался с рынка с пакетами печенки, свиных ножек и одной огромной отрубленной головой.

Эту боль нельзя было сравнить ни с чем. Все тело словно затекло, его сводило судорогами, бросало то в жар, то в холод. Я не чувствовал кожей, я чувствовал своими внутренностями, потрохами и органами.

Я начал изгибаться, крутиться по сторонам, пытаясь вырваться из этого кошмара, но все было тщетно. Я даже не мог сдвинуться с места. И вдруг тот самый стук. Стук, который раньше я слышал в голове, теперь издавал дом. Он начал пульсировать в такт сбивчивым ударам, и меня начало трясти вмести с ним, словно какой-то урод теребил меня за шкирку, как бродячего щенка.

Три длинных удара. Длинный и три коротких. Стук становился все громче и громче, все чаще и чаще. Короткий, длинный, короткий. Короткий. Все мое тело рвало от боли, как будто меня резали, пилили невидимыми ножами для мяса. Три длинных и один короткий удар. Короткий. Это было невыносимо. Длинный и короткий. Я вдруг не выдержал и, резко глотнув воздуха, открыл глаза.

Что-то холодное. Я зажмурился и открыл глаза еще раз. Ничего. Нос защипало, и капля крови скатилась на пересохшие губы. Я не видел абсолютно ничего: ни света, ни хоть каких-то очертаний. В черной пустоте плясали только белые искорки, словно помехи на экране телевизора со сломанной антенной. Ослеп? Я вытаращил глаза, но от этого еще сильнее вступило в голову. Только сейчас я почувствовал, что ее кружит с бешеной скоростью и рвет на части, но не как во сне и не как от приступа. Я помнил эту боль. Точно такая же, как десять лет назад, когда я упал на заброшке и рассек башку о бетон. Больше я ничего не помнил.

Я тяжело выдохнул, пытаясь звуком освободить себя от боли. Мысли в пульсирующей голове путались, как будто я был под наркотой, хоть я вроде бы ни разу не пробовал. Хотелось выкрикнуть что-нибудь отвратительное или позвать на помощь, но что-то подсказало мне, что сейчас этого делать не стоит. Я не знал, есть ли кто-то вокруг меня, я не знал, что я вообще здесь делаю.

В попытках выпрямиться и встать я вдруг ударился головой обо что-то железное сверху и тут же плюхнулся обратно, тоже на что-то железное. Раздался грохот и то, на чем я сидел, вдруг затряслось.

Грохот. Грохот железа. Квартира, тамбурная дверь, конверт… Нет, не квартира.

Только сейчас я понял, что сижу в позе эмбриона, упираясь и спиной, и согнутыми в коленях ногами в стены, в холодные железные стены. Черт-те что. Гроб? Нет, не гроб. Больше никаких вариантов.

Что-то во рту. Я достал языком кругленький комок с бумажным привкусом и сплюнул перед собой. Комок упал на живот и еле ощутимо прокатился по нему. Я выплюнул его, а не достал рукой, потому что, когда я попытался сделать это, вдруг понял, что кисти моих рук закованы в толстые железные наручники, которые были закреплены цепью к стенке за моей спиной. Меня вдруг охватила паника. Сердце, которое я до этого совсем не чувствовал, с каждой секундой начинало колотиться все сильнее и сильнее. Я ничего не видел перед собой, но знал, что волосы на руках и ногах вздыбились, а на кофте скоро начнут проступать круги холодного пота. Я не боялся темноты. Я не боялся, что уродская волосатая бабайка откусит мою пятку. Я не боялся замкнутых пространств. Да мне плевать на все это было! Я не боялся ничего, кроме неизвестности. Но и страха сейчас я не испытывал. Я просто ничего не понимал.

Вдруг где-то слева от меня раздался чуть слышный шорох. Я моментально вжался в стену, перестал дышать и вытаращил глаза, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то, кроме этих тупых искорок. Но больше звуков не было. Так я просидел, по своим ощущениям, не меньше пяти минут, но скорее всего, пять секунд. Вдруг я услышал чье-то тихое отрывистое дыхание, но уже справа и почти рядом с собой.

– Кто это? – осторожно прошептали справа.

Я подался в ту сторону, пытаясь вспомнить, кому принадлежит голос (я его точно где-то слышал, совсем недавно, и он казался мне каким-то безопасным), как вдруг уткнулся плечом во что-то. В кого-то. В кого-то неживого. Я в ужасе вобрал в себя воздух и отшатнулся.

– Кто здесь? – простонали справа, чуть ли не плача.

Я вспомнил. Это та девчонка, которая сидела, нет, стояла у окна в платье в таком, полупрозрачном, а потом ее за запястье схватили. На «эн»… Наталья… Нет, не Наталья. Наталья – это… Организаторша. Квест. Вот черт. А до кого я сейчас дотронулся?

– Я здесь, – прохрипел я и откашлялся, испугавшись своего собственного голоса. Горло вдруг начало болеть так, будто, пока я был в отключке, мне в рот по приколу пихали острые грабли.

– Кто это…

– Конь в пальто, – прохрипел я.

– Где мы?! – спросила девчонка, уже без стеснения ударившись в слезы. Надеюсь, она узнала меня.

– Да хрен его знает… Возле меня кто-то сидит и не двигается.

– Да? Возле меня тоже, – послышался всхлип с ноткой радости в голосе. – Но я не хочу это трогать… Оно не шевелится… Мне страшно!

Я приподнял правую руку на столько, насколько пускала цепь от наручника, и дотронулся до того, кто сидел справа. Я всегда думал, что не боюсь трупов, но сейчас я даже перестал дышать. Рука… Не хочу трогать выше… Мягкая шея. Господи, она теплая!

– Живой, – прошептал я.

– Что?

– Этот, рядом со мной, живой.

– Кто это?

– Ща… – ответил я и нервно сглотнул.

По крайней мере, это был человек. Вдруг цепь задержала мою руку в воздухе. Черт!

– Цепь… дебильная, – процедил я. – Щас…

Я вытянул указательный палец настолько, насколько это возможно, и достал до грубой щеки, покрытой острой щетиной.

– Мужик какой-то. Если из наших, надеюсь… То это, по ходу, дядя твоего, ну… кто он там тебе…

– Какой дядя?! – прошипела девчонка. – Какого этого?!

– Ну Мирона!

– А дядя-то какой?

– Ну Степаныч!

– Да не дядя он!

– А кто? Тетя?

– Да нет! – зло выдохнула она. – Он ему вообще не дядя, он никто ему…

– Да мне плевать, если честно, кто там кому, а кто никому, в этих ваших связях родственных.

– Нам выбраться надо, – всхлипнула та, чье имя я забыл. Да и черт с ним.

Я ничего ей не ответил. Размял шею. Где же Машка… Все тело болело, голова продолжала трещать, словно по шву, по тому самому, который появился на моей буйной головушке десять лет назад. Сейчас разойдется, прям чувствую!

Вдруг в голове мелькнула потрясающая мысль, которая была способна вытащить нас отсюда прямо сейчас. Слава двадцать первому веку и моим мозгам! Я придвинул правую ногу к себе, от души хрустнув затекшей коленкой, и попытался залезть кончиком пальца в кроссовку, куда припрятал телефон: мое «светило» на все темные времена в прямом и переносном смысле.