Но как же хочется снова с ней увидеться! Жила бы здесь – он уже вломился бы к ней в комнату. Наверное. Ведь понимал, что сейчас это только все усугубит. Лучше пусть она остынет, а потом… А что потом – Максим и сам не знал. Но чувствовал, что так просто он уже не успокоится. Что не сможет снова ломать себя, душить то, что рвется наружу, умерщвлять то, что такое, оказывается, живучее.

Хаос в голове, раздрай в душе сводили его с ума, пока наконец не пришла простая и четкая мысль, расставив все по местам: «Хочу быть с ней. И плевать вообще на все».

Осознав это, Максим почувствовал, что даже как-то легче стало. То он блуждал и метался, изнывая и мучаясь, а тут появилась определенность. Точнее, цель. Ясная, понятная, очень желанная.

И пусть сейчас Алена знать его не желает. Пусть считает его подонком и кем там еще… Это исправимо.

Самобичеванием можно заниматься сколько угодно, но толку от этого никакого. Надо действовать, надо переломить эту ситуацию, надо…

С этими мыслями, придавшими вдруг ему уверенности, Максим уснул. Снилась, конечно, белиберда всякая, но утром он почувствовал себя отдохнувшим и полным решимости.

Даже настроение приподнялось вместе с аппетитом, и за завтраком он вовсю уплетал омлет с ветчиной, когда другие еле клевали, сидя с постными лицами. Мать косилась на Максима настороженно. Артем вообще боялся глаза поднять от тарелки. Отец источал раздражение, но ни к кому не цеплялся. Видимо, о вчерашнем инциденте он попросту не знал.

Вера уже собирала посуду со стола, когда мать вдруг проронила:

– Максим, я хочу с тобой серьезно поговорить. Давай сейчас…

– Не могу, у меня дела. Давай потом?

– Дела? – удивилась мать.

– И чем это ты так будешь занят? – хмыкнул, не удержавшись, отец.

– В универ местный надо съездить, – честно ответил Максим. – Разузнать кое-что.

– В местный универ? – переспросила, хлопая глазами, мать. – Зачем? Что разузнать?

– Перевестись туда хочу.

Отец дернулся, уставился на него с прищуром.

– Говори сразу, что ты удумал.

– Я уже сказал. Плохо слышишь? Перевестись хочу!

– Даже не думай! – отрезал отец.

– Поздно, – Максим откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, смерив отчима равнодушным взглядом. – Я уже все решил.

– Что ты там решил?! – начал кипятиться отец. – Что ты мог решить? Решил он! Да кто ты такой, чтобы принимать такие решения?

– Дима, не горячись. Максим это сказал несерьезно, правда, Максим?

Мать с надеждой посмотрела на него, выдавив жалкую улыбку. Максим взглянул на нее с раздражением. Даже сказать сложно, кто из них бесил его больше.

– Я перевожусь сюда, – повторил он громко, с акцентом на каждом слове. – На факультет иностранных языков.

Тут отца и вовсе перекосило.

– Только вздумай! – рассвирепел он. – Я тебе больше ни рубля не дам, ты понял? Ни копейки! И здесь ты жить не будешь, не рассчитывай.

– Обойдусь.

– Обойдется он! – Отец аж побагровел, а на лбу вздулась жилка. – Ты же понятия не имеешь, откуда берутся деньги. Привык жить на всем готовеньком… Если только ты… Я тебя предупредил! Ни копейки больше не получишь! А если думаешь, что мать тебе будет помогать, так вот хрен тебе! Матери твоей тоже придется затянуть поясок.

Максиму очень хотелось вывалить на отчима все, что он о нем думает, все, что копилось долгие-долгие годы. Но он сумел сдержаться, хоть и с большим трудом.

– Все высказал? – спросил, когда образовалась наконец небольшая пауза. – Тогда я пойду, а то у меня дела.

– Стой! – крикнул отец в спину. – Только посмей к ней приблизиться!

В одном отец был прав: Максим понятия не имел, откуда и как берутся деньги. Живя на всем готовом, он о подобных вещах даже не задумывался никогда. Впрочем, и сейчас отмахнулся, посчитав, что проблемы надо решать по мере поступления. Деньги еще имелись. Поднакопилось: отец переводил исправно, а Максим особо не шиковал. Вот когда закончатся, тогда он и будет думать, как выкручиваться. А пока есть вопросы поважнее.

* * *

Домой Максим вернулся поздно, выжатый, но заметно повеселевший.

С небольшой натяжкой можно сказать, что встреча с директором института, точнее, с директрисой, прошла гладко.

Сначала, правда, пришлось поплутать, помотаться по городу, ибо многочисленные корпуса университета были разбросаны там-сям. Артем немного напутал, наверное, не до конца понимая структуру госунивера.

В конце концов Максим выяснил, что учится Алена в Институте иностранных языков и медиакоммуникаций, который и правда относится к университету и занимает огромное здание на набережной.

Здание это имело вид весьма оригинальный: часть его отстроили более столетия назад, и отстроили со всей изысканностью архитектурной выдумки: с колоннами, фризами и вычурным десюдепортом над давным-давно замурованной дверью. Центральный вход перенесли в другую часть, примыкавшую к первой длинным хвостом. Ее возвели много позже, в самый разгар социализма. В итоге получился монолитный, лаконичный и строгий прямоугольник, этакий симбиоз конструктивизма и ампира.

Помимо «иностранцев» тут же учились будущие журналисты, маркетологи и топ-менеджеры.

Максим отыскал нужный деканат, но декан от него ловко открестился: мест вакантных нет, все забито под завязку и вообще такие вопросы решает директор, а не он.

«Директор так директор», – пожал плечами Максим, направившись в приемную. Там тоже его помариновали не меньше часа, прежде чем согласились принять. Очень хотелось поторопить, напомнить о себе, казалось, что они намеренно тянут, еле шевелясь, но сдерживался. Понимал, что этим лишь навредит делу. Поэтому изнемогал, но терпел, пока наконец не позвали.

Директором института оказалась женщина средних лет, с виду приятная, но какая-то легкомысленная, что его слегка обескуражило. Просто он настроился на серьезный разговор с мужчиной, раз сказали «директор», вот и растерялся в первый миг. «Однако, с другой стороны, женщина, пусть и немолодая, – подумал Максим, – даже лучше». С противоположным полом, как он уже понял, договариваться вообще-то проще. Улыбка, уверенный взгляд, опять улыбка – и тебе охотно уступают. Или как минимум идут навстречу. Такая вот простая формула.

Вот и тут Ольга Семеновна озабоченно хмурилась, терла лоб, но слушала его внимательно. Нет, сначала возражала: мол, слишком поздно, нет мест, но как-то нетвердо, некатегорично, а так, будто отвечала то, что должна отвечать по протоколу.

Максим эти нюансы всегда улавливал, потому, почуяв слабину, усилил напор, пока она наконец не пообещала «обдумать, что тут можно сделать». Тогда он добил остатки сопротивления двумя последними аргументами: блистательной зачеткой, в которой даже ни единого «хорошо» за оба семестра не случилось, и признанием, что он сын вчерашнего губернатора.