А вот как пишет А. Шехов в своей книге «Хазрати Бурхи Сармасти Вали — святой, обладающий истинным знанием и одержимый Бурх»: «…Однажды, когда Бурх стоял на верху пещеры в седьмом подземном мире, неожиданно он увидел рядом с собой аждахо (дракон) с открытой пастью. Чудовище схватило святого, но не смогло проглотить его. Спустя четыре дня и четыре ночи он, произнеся по воле Бога магические звуки „Е Ху, е Манху!“ („О Ху, о Манху!“), выбрался невредимым из пасти монстра и удалился на вершину горы Тур. Спасшийся, он взял камень и метнул в дракона с такой силой, что тот разорвался на две половины».

Долина Вахьё — как мне тут объяснили — избежала оккупации Красной армией. Не было здесь никогда и антибасмаческих отрядов. Высокогорный халифат как система автохтонной власти, устроенной на началах древних адатов и при мудром руководстве наследственных ишанов, существовал на протяжении столетий в качестве особого «климата», устойчивого против атак внешнего и внутреннего куфров. Впрочем, такого рода самодостаточные общины не редкость в естественных природных анклавах глубинной Азии. Подобные образования — с разной степенью социальной и хозяйственной автаркии — до сих пор можно обнаружить в Афганистане и Пакистане. В ряде автономий даже нет денег — вот истинный шариатский коммунизм! Местный учитель из Сангвора рассказал, что девушки тут в школу не ходят и никогда не ходили. «А зачем?» Логичный вопрос, учитывая «домоцентричность» господствующего здесь уклада жизни, традиционно ориентированного не столько на производство прибавочного продукта и уж конечно не на торговлю, сколько на консервативное сохранение всего как есть.

Здесь в Сангворе мы встретили группу бабаев, возвращавшихся с мазара в Лянгар и дальше. Новость про снос лянгарского моста их, видимо, не очень обеспокоила. Главное, зиарат был совершен, и теперь им предстояло не спеша возвращаться по домам. Ну, в крайнем случае подождать день-два до наведения переправы. Надо сказать, нас очень плотно и качественно покормили: шурпо, плов, фрукты, сладости и различные деликатесы местной кухни. Паломники опять скинулись по пятерке, но с меня денег не взяли. Сказали, что я особый гость — издалека. Потом включили радио с таджикской музыкой, и все блаженно лежали, словно перекормленные боровы, на боку, умиляясь льющимся из динамика романтическим мелодиям и звонким голосам божественных артистов. Перед сном — еще один намаз, чай, историософская беседа с Назри под астральным сводом и наконец погружение в деперсонифицированное состояние сна без сновидений.

С утра после обязательной молитвы мы продолжили путешествие. Часа через два подъема по весьма живописной тропе — местами просто крайне живописной, с невероятным скальным рельефом, вплоть до гигантских выветренных сталактитов — мы подошли к очередной излучине Оби-Мазора, как выяснилось, последней перед святилищем. Здесь у пологого берега нужно было совершить полное омовение, то есть с головой. При этом запрещалось раздеваться донага. «Такой закон», — сказали бабаи. Впрочем, я это уже знал. Мы зашли в воды Оби-Мазора, словно в священный Ганг, с благоговением читая молитвы, сложив руки на животе. Потом окунулись с головой по три раза. После этого просто хорошо вымылись. Слегка обсохнув на интенсивном горном солнце, двинулись дальше.

Наконец через полчаса наш «белый блок» достиг кишлака шейхов — как здесь называли заброшенное много лет назад поселение специальных служителей святыни, обладавших наследственными полномочиями. Теперь от кишлака остались лишь густо заросшие бурьяном и шиповником фундаменты, что, впрочем, делало окружающий пейзаж еще живописнее. А далее за кишлаком, прямо на крутом обрыве реки, вертикально уходящем вниз метров на сто, я увидел и конечную цель нашей эзотерической экспедиции — мавзолей Хазрати-Бурх.

Тропа вела прямо к мазару, метрах в двадцати от него пересекалась небольшим арыком, через который был переброшен мостик — последняя, третья переправа на пути к святилищу. Сразу за мостиком располагался еще один интересный объект. Между двумя деревьями, стоявшими по обе стороны тропы, была переброшена поперечная жердь, образуя как бы род арки, напоминающей синтоистские ритуальные ворота тори. Перед самым входом в мазар, справа, стоял большой черный камень с оттиском человеческой ладони.

Священная пятерица — один из ключевых символов исмаилитской традиции, но его сакральная генеалогия, несомненно, более древняя и восходит еще к периоду первых наскальных изображений, сделанных неолитическим человеком. Известно, что большинство фигур так называемой пещерной живописи являются изображениями астральных объектов — прежде всего планет и созвездий. Из этой эпохи тянется традиция отождествления космических объектов с животными, а позже — с героями. К примеру, на неолитических стоянках в верховьях Ягноба священные скалы расписаны изображениями горных козлов и «запечатаны» магическими пятернями шаманов.

Гробница — это та же пещера, хранящая священные кости первопредка. В Таджикистане все святые мазары одновременно оказываются центрами клановых паломничеств. Каждый святой так или иначе связан родственными узами с почитающими его потомками. Впрочем, то же самое мы видим в других странах региона, если не сказать — повсюду в мире, где сохраняется традиционалистская ментальность.

Саркофаг Хазрати-Бурха достигает в длину четырех метров, полутора в ширину и полуметра в высоту. Он весь покрыт белой известью, как и внутренность мавзолея. Солнце пробивается сюда через входную дверь и щели в куполе, высвечивая на параллелепипеде гроба Первопредка и круглых выбеленных стенах гробницы огненные руны Хранимой скрижали — небесной книги, в которой, согласно представлениям мусульман, записаны судьбы мира от первого и до последнего дня его существования.

Бабаи встали на намаз на полянке перед входом в мавзолей. Помолившись, без обуви зашли по очереди в усыпальницу, приложились ко гробу, прочитав молитву. Потом разложили на полянке дастархан, достали снедь, сделали чай. К моему удивлению, после непродолжительного застолья мои спутники собрались идти назад. Так быстро? С другой стороны, паломничество было благополучно завершено, ритуалы исполнены. Ну что ж, хоп, майлиш!

Я, разумеется, никуда уходить не собирался. Первоначально я полагал зайти за мазар на пару километров вверх по тропе и там уже разбить палатку. У самого мазара стоять представлялось невозможным из-за большого наплыва паломников. В разгар зиаратного сезона святилище ежедневно посещали до пятидесяти человек, а то и больше. Теперь, в связи с обрушением мостов, ситуация менялась. Наша «белая» группа была последней из тех, кому удалось пересечь мост перед Лянгаром в этом направлении. Стало быть, до наведения переправы паломников не будет. Высвечивалась совершенно уникальная возможность посидеть на легендарном святом месте в полном одиночестве!

К молитвенной полянке примыкала мехмонхона для паломников. Конечно, не «Хилтон», но зато я обнаружил в этом невысоком глиняном строении два на три метра площадью продовольственные запасы и даже отдельные предметы роскоши: помимо большого количества лепешек, чая, сахара, сладостей, риса и соли тут хранились с десяток курпачей и три-четыре керосиновые лампы с канистрой керосина и спичками в придачу. Я подумал, что посижу прямо у мазара до первых паломников, а там посмотрим. Главное, чтобы еды хватило. Впрочем, с этим проблем не предвиделось, по крайней мере на месяц вперед. Кроме того, у меня с собой было достаточно собственных запасов, в том числе несколько пачек молочной смеси «Малютка» («горной амброзии»), пакетные супы, сухофрукты и орехи. Я проветрил курпачи на солнце, затем устлал ими большое пространство вокруг палатки. Получилась некая домашняя зона, прикрываемая сверху от солнца густыми ветвями двух-трех мощных лиственных деревьев. Здесь можно было лежать в тени с книжкой или без. Рядом я соорудил удобный каменный очаг, а топливо можно было найти в заброшенном кишлаке шейхов.