именно таким — вокруг было, мягко говоря, сыровато, по углам развевалась уже давно покинутая своими обитателями паутина. Арсений вошел внутрь, и дверь за ним сама собой закрылась, оставив его в темноте, наедине со своими мыслями. Когда глаза понемногу привыкли к полутьме вокруг, вдали стал еле различим просвет. Арсений осторожно двинулся туда, и чем больше он углублялся в это необычное помещение, тем четче ощущал, что здесь что-то не так. Вскоре он понял, что именно: стены. Да, стены здесь были не из спрессованных песочных блоков, как в подавляющем большинстве домов, а отделанные деревом.

Да-да, настоящим деревом, которое мог себе позволить только самый богатый из людей этой пустыни. Дерево, правда, было не первой свежести, и время уже делало свое дело, превратив былое великолепие в разъеденный, почерневший остов здания. Дверь, к которой подошел Арсений, тоже была деревянной, и снизу, там, где она прилегала к полу, сочился неестественный свет, какого быть там, вроде бы, не должно. Немного набравшись храбрости, разносчик газет толкнул дверь, и она со скрипом отворилась настежь.

Из залитой люминесцентным светом комнаты на Арсения смотрело несколько человек. Былое оживление, которое, по всей видимости, царило здесь ранее, резко утихло, и все уставились в темный дверной проём. Видимо, гости здесь были не особо частыми и не столь желанными. Вокруг витал теплый и приятно пахнущий дым, что исходил из каких-то причудливых приборов, трубки от которых валялись на полу то тут, то там, и люди то и дело подносили их ко рту и вдыхали. Потом их глаза закатывались, и дым валил из носа и рта, заполняя всё пространство, на секунду скрывая человека от посторонних глаз. Арсений не знал, как называется такой прибор, но где-то внутри он помнил, что давно встречал нечто подобное, и это не до конца стерлось из его памяти.

После минутного затишья и обмена многозначительными взглядами, к Арсению из толпы этих личностей вышел человек, и выглядел он самым эксцентричным из собравшейся компании. Длинный шарф был дважды перекинут через шею, обычные голубые джинсы и фланелевая рубаха с коротким рукавом, которая никак не вязалась с климатом жестокой пустыни. На лице его красовались очки, и улыбка, которая загадочно блуждала в уголках его губ… Казалось, что он знает столько интересных вещей, что неосознанно проникаешься к нему если не уважением, то симпатией точно, и после уже ловишь каждое слово как завороженный.

— Доброго дня! — начал он и резким движением пожал Арсению руку, похлопал по плечу. — Какими судьбами оказались в нашем захолустье? Пригласил кто или сами?

— Я шел за человеком, он был мне знаком. Такой… в вязаной черной шапочке, он здесь?

Мужчина удивленно посмотрел на разносчика газет и недоуменно произнес:

— Черная вязаная шапка? Сейчас подумаем… Вам не кажется, что в нашей пустыне ходить в вязаных шапках, по крайней мере, глупо и непрактично? Этот песок, знаете ли, он везде! — Поморщившись, он продолжал: — Тем не менее, хоть этот человек, к превеликому сожалению, и не был мне знаком, я, пожалуй, представлюсь. Лука, руководитель свободного подполья.

— Арсений, просто Арсений. Без титулов. Работаю разносчиком газет.

— Так это же великолепно! Такой молодой, а уже работаешь, молодец! Небось, уже набрал кредитов и ездишь на авто? — с иронией изрек Лука, и весь зал разразился раскатистым смехом.

— Нет, я стараюсь избегать кредитов, у меня и так есть всё, что нужно, а деньги я зарабатываю, чтобы расплатиться с долгами.

— Какой же умный парень, и еще с мечтой. Правда, неосуществимой. Теперь я понимаю, почему ты здесь, сама судьба тебя привела к нам. Ты когда-нибудь слышал о свободном подполье?

Арсений пытался припомнить что-то подобное, и казалось, что краем глаза он постоянно замечал нечто похожее на вырезках газет, а в основном — в терминалах кредит-машин. Да, именно там он и видел упоминание о подполье — выписки долгов их счетов, исчисляющиеся в миллионах, и предупреждение, что вступление карается смертью.

— Да, я видел ваши фотографии на экранах кредит-машин, видел, сколько вы должны. И как вы можете называть себя «свободными»?

— Очень глубокие слова для мальчишки, — будто бы подосадовал Лука, — но посуди сам: должен лишь тот человек, что признает свои долги, а мы отрицаем их существование. Отрицаем общество с его законами и не желаем пользоваться его привилегиями, поэтому мы ничего не берем и ничего не должны. А деньги, которые мы можем заработать, мы тратим только на себя. И живем, как видишь, припеваючи! Наша философия — стремление к удовольствию. Любой человек стремится быть удовлетворенным — сытым, любимым и самодостаточным. Мы даем пришедшему к нам всё это, и его долги отходят на второй план, забываются и улетучиваются. Мы работаем коммуной там, где никто не берется, и получаем за это настоящие деньги и привилегии, о которых остальные могут только мечтать. Смотри, у нас чистый воздух, из кранов течет вода, и стены обшиты деревом! Ты где-нибудь еще видел такое?

— Если честно, нет, даже в государственных учреждениях повсюду песок. Так что вы хотите сказать, что государство знает о вас? Откуда же такие деньги, и почему тогда везде на афишах вас разыскивают и грозятся убить?

— Тут всё гораздо проще, чем ты думаешь. Мы нужны государству как антипод, как что-то неправильное и плохое, как враги. Иначе обществу не с кем будет бороться, и люди начнут задумываться, что вокруг них что-то не так. Они по уши в долгах, и какой десяток лет ничего не происходит. Для этого нужны мы, мы изредка мелко пакостим и что-то ломаем. Иногда устраиваем небольшие фейерверки, акции. Рушим здания, в которых никого нет. А те самые газеты, что ты разносишь, и телевизоры, что вы так усердно покупаете в кредит, раздувают всё до уровня катастрофы. Народ, сплотившись против общей угрозы, еще плотнее сожмется в кресле. Ведь кто их будет защищать от таких подонков как мы, если ни государство, ни полиция, ни армия? Мы — элемент системы, необходимый элемент, без нас части мозаики не сойдутся воедино, не будут крепко держаться, как склеенные эпоксидкой. А самое главное… Главное для всех нас, и может стать главным и для тебя: мы никому ничего не должны. Посмотри, мы наслаждаемся жизнью в круговороте этого дерьма, и всех это устраивает.

С этими словами он поднес трубку от непонятного аппарата ко рту, вдохнул в себя сизый дым и на секунду стал зыбким, будто находился в тумане. Затем Лука протянул странный предмет Арсению.

— Не хочешь попробовать? — предложил он. — Великолепная штука, на секунду даже