Попрощались.

— Смотри, — говорю, — больше с волками не встречайся, а то и злой может попасться.

— Ну уже всё. Тебе тоже удачи. По людям не стреляй.

— Не буду.

И я пошел по улице, в толпу.

***

— Не похищал?! — следователь удивлённо глянул мне в лицо, белёсые ресницы, словно солнце окаймили пронзительно голубые глаза.

— Нет, — отвечаю со стопроцентной уверенностью.

— Не заталкивал в машину? — усмехнулся и качнул головой.

— Сама села.

Странная, неприятная улыбка отразилась на его губах. Поймал.

— А камеры наблюдения говорят об обратном.

Небольшая светлая комната, стол и два стула, вот всё что здесь есть. Голые стены и прямоугольное зеркало. Слишком хорошо понимаю предназначение этого зеркала.

Интересно сколько людей наблюдают за мной в этот момент? Смотрят и оценивают, как бессовестно я вру, но надеюсь вполне уверенно.

— Ты в курсе, что за дачу ложных показаний…

— Вы мне, пожалуйста, не тыкайте, мы с вами на брудершафт не пили, — остановила его словесный поток.

Вижу, что удивляю его всё больше, но ещё вижу, он догадывается, со мной им будет нелегко.

— Так Вы, это понимаете? — демонстративно выделил и снова уставился своими нереально голубыми зрачками.

— Понимаю. Но я не лгу, — отвечаю уверенно.

Они у меня, где сядут, там и слезут.

И хоть весь наш разговор это — сплошные ловушки — от него, и глупое попадание в них — от меня, всё равно я стою на своём.

— Послушаете Лиза…

— Елизавета.

— Да, простите, Елизавета, так дело не пойдёт. В ваших словах нет никакой логики и мы обязательно докажем, что Андрей Волков взял вас с заложницы и держал несколько дней в изоляции.

— Можете придумывать что угодно, только я под этим не подпишусь, — бросила я и снова уткнулась взглядом в стену.

— Понятно, — выдохнул он, шумно встал и вышел.

А я сижу. Смотрю на часы. Интересно, на какой минуте за мной придёт адвокат или даже…

И вот, шум за дверью. Смотрю на часы, почти час они меня здесь мурыжат, долго же мой любимый папочка принимает меры.

Дверь распахнулась, на пороге отец. Строгое лицо. Строгий серый костюм. Иначе не бывает.

— Лиза, доченька, чего они от тебя хотят, ты всё рассказала?! — громогласно проговорил он тоном, каким обычно говорит свои речи в суде.

— Ничего она не сказала, — вошел за отцом следователь. — Вашу дочь не похищали и не брали в заложницы.

— Как это?

Отец перевел на меня вопросительный взгляд. Я его проигнорировала, встала и повернулась к следователю.

— Я могу идти? — спрашиваю.

— Да, вы свободны. Просьба не покидать город, вы можете ещё понадобиться, — сухо сказал он, наверняка досадуя, что так скоро меня забрали.

— Для чего, я всё сказала.

— Возможно, откроются новые подробности вашего похищения.

Я отвернулась и пошла к двери. Отец за мной.

— Так, не приставайте Вяземский, видите ребёнок в стрессе. Надеюсь, вы вежливо разговаривали? Я ещё посмотрю видеозапись допроса и если вы хоть на децибел повысили голос…

— Не повысил, — ответил следователь гордо, но рекомендую вам, посоветовать своей дочери рассказать правду, как всё было на самом деле.

— Хорошо, спасибо за совет. Лиза, мы уходим, — строго сказал папа.

Мы вышли в коридор. И я увидела Тимура. Он встал со скамьи и пошел к нам. Подошел. Обхватил меня, прижал к себе.

— Боже, наконец-то, как я волновался.

***

— Лиза, объясни мне что происходит? Почему этот следователь говорит, что ты не хочешь давать показания?

Отец сосредоточенно смотрит на дорогу, поворачивает руль. Мы с Тимуром на заднем сидении. Он обнимает меня, но впервые за много дней понимаю, что мне не приятны его объятья. И вообще, вся эта ситуация неприятна. Не хочу в ней быть.

— Лиза, пожалуйста, не молчи, — строгий тон отца ещё сильнее закрывает меня в себе, — Он запугал тебя? Этот похититель тебя запугал?

— Нет, он меня не запугивал, — говорю тихо.

— Тогда почему ты не говоришь, так как было, зачем темнить, что-то скрывать. Хотя, возможно правильно сделала. Сначала поговорим с адвокатом, отрепетируем ответы.

— Я не буду отвечать ни на какие вопросы и репетировать не буду, — выдаю резко.

— Лиза, послушай отца, он плохого не посоветует, — рядом, в ухо говорит Тимур.

А мне неприятны ни его слова, ни его касания. Хочется выкрутиться и чтобы он меня не трогал.

— Я вообще ничего не понимаю, — папа быстро повернулся, окинул меня взглядом, — нужно записаться к психологу. Ты явно не в себе.

— Мне не нужен психолог, — коротко ответила я.

Если бы они знали что происходит, то не задавали бы столько ненужных вопросов. Каждое их слово нелегко переносится. Я прекрасно осознаю, что жизнь моя поменялась кардинально, что уже не будет, так как раньше. Никогда.

Несколько улиц с оживлённым движением и машина повернула к моему дому. Туда, где живём мы с Тимуром.

— Сейчас мне совсем некогда, у меня суд, но вечером я приеду и потребую ответов, — сказал папа.

Я промолчала и когда машина остановилась, взялась за ручку. Тимур вышел с другой стороны, быстро открыл мне дверь, подал руку. Только теперь я заметила, как выстилается он перед моим отцом. Как же я раньше этого не замечала.

— Ладно, идите. Вечером заеду.

Хлопнула дверь и машина отъехала, потом остановилась. Стекло опустилось.

— Лиза! — позвал отец.

Я подошла.

— Ни с кем не разговаривай, не отвечай ни на какие вопросы. Если будут ломиться журналисты двери не открывать.

— Хорошо, — кивнула я, повернулась и пошла в дом.

У двери в квартиру я остановилась, подождала пока Тимур откроет. Вошла в прихожую и снова остановилась.

— Ты чего Малыш?

Он стоит прямо передо мной, такой идеальный парень, так мне раньше казалось, а я не знаю что сказать. Потянулся, тронул за плечо, притянул к себе. Я безвольно поддалась. Он обнял меня, прижал, поцеловал в макушку, потом в висок.

Я вздрогнула и начала выбираться из его объятий.

— Не надо, — сказала и пошла в ванную.

Закрыла за собой дверь и снова остановилась. Всё что сейчас происходит неудобно. Хочется выбраться отсюда уйти от Тимура, от отца. Чтобы они оставили меня в покое и я могла остаться сама и подумать, что мне нужно. А они мешают. Очень мешают.