– А это кто? – спросил Миронов.

– Это эксперт, консультант, его привлек фонд. Несколько наших экспонатов имеют очень длинную запутанную историю – как они попадали из Африки в Европу. А у этого эксперта связи с русским зарубежьем, тоже, кстати, родственные. И он сам много путешествовал по Африке. Он раньше занимался туристическим бизнесом. Его фамилия…

– Мещерский, – сказала Катя. – Это Сергей Мещерский.

Миронов глянул на нее. А Катя смотрела на Сережку Мещерского на экране ноутбука – своего давнего товарища и закадычного друга детства бывшего мужа. Да уж, по Африке он попутешествовал уж куда больше. И ей самой уже приходила в голову мысль, что надо бы ему позвонить и посоветоваться, когда у них дело такое наклевывается.

А тут на ловца и зверь.

Плюшевый.

Сережка Мещерский, надо же…

– Сергей Мещерский нам поможет. Я его давно знаю, он мой друг. Я ему позвоню, – пообещала Катя, когда они с Владимиром Мироновым покинули Музей Востока.

– Он знал нашу жертву. – Миронов не выказывал особого энтузиазма.

– Афию многие знали. А Мещерский хорошо знает Африку, бывал там. Его и раньше приглашали консультантом, но не по африканским делам, а когда речь заходила о русском зарубежье. У него много родственников и знакомых – потомков эмигрантов первой волны после революции.

– Князья Мещерские? – Миронов смотрел на особняк Музея Востока. – А это вот бывшая усадьба Луниных, между прочим. А он там на видео такой…

– Рассеянный с улицы Бассейной. – Катя усмехнулась. – Пусть это вас не смущает. Сережка – человек сложный. Вы тоже непростой. Как вы там вчера на даче с пистолетом…

– Ну, хорошо, позвоните своему приятелю. Нам любая помощь в плюс.

И тут у Миронова самого зазвонил мобильный. Та самая нелюбезная и невозмутимая дама – патологоанатом из солнечногорского морга. Она сообщила, что заключение о вскрытии Афии Бадьяновой-Асанте готово.

– Я его пришлю вам по электронке. И официально – курьером.

– Что там? – спросил Миронов и включил громкую связь в телефоне, чтобы и Катя услышала.

– Закрытая черепно-мозговая травма. Удар единственный, большой силы, нанесен в затылочную область, когда тело находилось в положении лежа, – сухо чеканила патологоанатом. – Это и криминалисты при осмотре выявили, так что опровергать их я не буду. Все так и есть. Алкоголя, наркотиков в крови потерпевшей нет. Примерно за два часа до смерти она ужинала – я исследовала ее желудок. Курица, овощи. Судя по всему, убийца не входил с ней в контакт во время нападения. Следы борьбы отсутствуют. Так что экспертиза ДНК нам не поможет в будущем. Да, еще… у нее обширная гематома на спине. В области позвоночника практически между лопатками.

– Синяк? – переспросил Миронов. – Она, наверное, ударилась о скамейку, когда падала.

– Возможно. Но удар по голове ей был нанесен, когда она уже лежала. Я думаю, ее сбили с ног. Эта гематома… Знаете, в карате есть такой прием: сильный удар ногой при развороте. Я об этом подумала, когда читала отчет криминалистов и исследовала тело.

– Но по голове ее ударили не ногой?

– Нет. Был использован тяжелый предмет округлой формы. Возможно, камень. Или что-то металлическое, увесистое.

– На месте преступления предмет, которым ее убили, не нашли, – сказал Миронов Кате, когда разговор с патологоанатом завершился. – И камней никаких не нашли. Но там озеро, убийца мог все в воду бросить. Водолазов, что ли, вызывать? Так они камня не найдут в иле. И этот удар ногой в карате… Глеб Прохоров такой качок здоровый. Может, он и карате владеет. Ударил ее сначала ногой, а потом по голове.

Катя молчала.

– Не спросил у этой тетки из морга, как там судмедэкспертиза останков Полозовой продвигается. Но, судя по всему, никак. Пока отложили. Убийство важнее, чем самоубийство на станции – Миронов поправил свои модные очки. – Я тоже все вчерашний день наш вспоминаю. Вы сказали, как я там вчера с пушкой… Спасибо, что рапортом меня поддержали.

– Написала все, как было. А вы, Володя, действовали правильно. По обстоятельствам.

– А такие обстоятельства в этом научном поселке дачном – Журавлева ему «фашист!» А Прохоров ей – «либеральная шлюха!» И это соседи, Катя. Раньше из-за чего ссорились на дачах? Забор не так поставили, деревья чужой участок затеняют, песик лает, спать соседям мешает. А сейчас вот так. Кто бы сказал всем нам еще несколько лет назад, что мы доживем до такого? Словно мрак нас всех окутал. И никак не рассеется.

Они шли по бульвару.

– Вот жена от меня к матери уехала, потому что со мной жить невозможно, по ее словам, – продолжил свой монолог Миронов в неожиданном направлении, – что я дома все время в виртуале торчу. Игроман. Мол, бегу от реальности, видеоигры мне свет в окошке. Да, бегу я от реальности нашей и не скрываю этого. И многие, многие сейчас бегут от такой реальности. Кто куда. Кто пьет, кто колеса глотает. И среди полицейских тоже много таких беглецов. Что, мы не знаем, что ли? Потому что тошно смотреть на мир, каким он стал вокруг нас.

Катя молчала. Она проводила Миронова до метро. Вернулась в Главк и сразу же, не откладывая, решила позвонить Сергею Мещерскому.

А Владимир Миронов как только приехал в Солнечногорский УВД к вечеру, попросил в ИВС привести в кабинет для допросов Глеба Прохорова. И его привели. Угрюмый, он сел на привинченный стул.

– Вы когда-нибудь занимались карате или боевыми единоборствами?

– А что?

– Я вопрос вам задал, Прохоров.

– Единоборствами.

– Часто свои навыки на практике применяете? Когда в последний раз применили?

– А что это ты вдруг на вы со мной, старлей? Когда вчера из пушки палил, вроде на «ты» перешли. Или здесь все под запись у вас? Видеорегистратор работает. Поэтому все так цивильно?

– Поэтому.

– И убил бы меня вчера там?

– Ранил бы. Мне твои показания нужны по делу об убийстве. А мертвец не годен для допросов.

– Адвокат мне сегодня сказал – меня отпустят, как только срок задержания истечет.

– Я найду доказательства.

– Не найдешь, потому что их нет. – Прохоров глядел на него своими фарфоровыми голубыми глазами. – Так что я выйду скоро. И ты поосторожнее со мной.

– Или что? Дружков позовешь на подмогу? С арматурой, с кастетами на темной улице подстережете? Соратники бросили тебя.

– Можешь думать, что хочешь. Я тебе про себя и про нее ничего говорить не буду. – Прохоров умолк на секунду. – Это не твое дело, мент, как у меня с ней и что было. Я бы, может, ее на руках носил, если бы… Я тебе про другое скажу, и мне наплевать, что ты думаешь обо мне. Ее убили свои.