— Ты была свободной, смелой и счастливой, Маргерит. Я не знал более сильного человека. Ты всегда была готова пошалить, и если я не придумывал разные проказы, то их придумывала ты. Помнишь, как мы учились плавать? Ты была в одной сорочке. Если бы твой отец увидел тебя, он выпорол бы нас обоих.

Маргерит опустилась рядом с ним на песок и, подтянув колени, уткнулась в них подбородком. Он заметил мелькнувшую изящную лодыжку.

— Да, отец считал, что ты оказываешь на меня плохое влияние. Он говорил, что ты внушаешь мне мысли, неподобающие молодой женщине.

— Женщина? Мужчина? Мы так о себе не думали, даже достигнув определенного возраста; мы были скорее душами, частью природы, окружавшей нас. Теперь я все время стремлюсь к этому. Каждый день был полон золотым солнцем и цветами. Я не помню ни одного дождливого дня, а ты? Зимой мы видели картину, внушавшую страх и уважение, но в этом ледяном царстве мы находили много интересного и много приключений. Снег казался чудом, пока не таял на моих ладонях, чтобы превратиться в лед.

Маргерит рассмеялась, от приятных воспоминаний ее щеки порозовели. Чарлз не мог оторвать взгляда от ее лица, стараясь запомнить каждую черточку, каждую смену выражения на нем.

— Одна зима была совсем особенной, — продолжила она его рассказ, — когда вьюга завывала в трубах, а землю замело сугробами. Вьюги закончились, и осталось белое ослепительное море. Солнце грело слабо, а небо сияло голубизной. Мы играли на вершине настоящей снежной горы, сталкивая друг друга вниз, набрали полные башмаки снега, а наша одежда промокла. У меня к тому же промокли ноги, а руки замерзли, но мы не могли оторваться от игры, пока кто-то не увел нас в дом. Мы просто не могли остановиться. — Она вздохнула. — Теперь мы жалуемся, что ветер слишком холодный или что на землю падают одинокие снежинки. Куда исчезли забавы и чудеса?

— К хорошему привыкаешь и не ценишь, — произнес он, задумчиво жуя травинку. — Я думаю, мы должны трудиться, создавать свое счастье сами — ведь ничто не достается без труда. Я смотрю на Мидоу пустыми равнодушными глазами.

Мой дом для меня не место для забав и приключений. Я вижу обветшалое строение, которое надо спасти от разрушения. Это стоит кучу денег.

— В детстве мы никогда не думали об этом. Все казалось вечным. Не было разговоров о деньгах или расходах.

Он осторожно взял ее руку, и она не отдернула ее.

— Ты скучаешь по дому своего детства, Маргерит?

— Теперь там живет Джерри с семьей. После смерти матери все изменилось. Дом уже никогда не станет прежним. Но это не важно, у меня все позади. Я стала совсем другим человеком. Кроме того, мне нравится быть вдовой, я свободна. И не имею ни малейшего желания подчиняться моему деспотичному брату. Он, как и отец, просто невыносим.

— Ты во всех джентльменах видишь деспотов?

— Я свободна, если сама решаю свою судьбу, и не намерена надевать на себя брачное ярмо. Брачные узы душат — я должна подчиняться чужой воле, чьей бы она ни была — гения, безумца или злодея.

Чарлз жевал горько-сладкую травинку.

— Я бы сказал, что в браке правит любовь. И она правит всем.

— Ты романтик, дорогой Чарлз. Всегда был им и всегда будешь, — убежденно заявила она. — Когда любовь кончается, начинается война, длящаяся до конца жизни.

— А ты цинична. Так молода и так разочарована в жизни. Очевидно, ты не познала всей глубины и величия любви. Если бы познала, то постаралась бы сохранить в своей душе ее нежность.

Чарлз провел пальцем по жилкам на ее руке, просвечивающим сквозь молочно-белую кожу. Ему хотелось поцеловать ее, прижать к своему сердцу, но он сдержался.

— Ты понимаешь, о чем говоришь, Чарлз? — с чуть заметным раздражением проговорила она. — Ты не проявляешь никакого желания погрузиться в семейную жизнь и на собственном опыте проверить свои идеалистические убеждения. Реальность весьма сильно отличается от романтических мечтаний.

— Я не откажусь от своей заветной цели: осуществить мечту. Я женюсь только на женщине, которую выберет мое сердце.

Он не решался посмотреть на нее, но чувствовал ее испытующий взгляд.

— Так ты веришь, что любить можно только однажды?

— Да… Любовь бывает разная, но только однажды можно встретить свою истинную половину.

Ее голос прозвучал тише, в нем слышалась боль.

— А что, если ты никогда не встретишь эту свою половину? Значит, ты будешь обречен на одиночество?

— Можно согласиться на другую любовь, на общение, может быть, дружбу.

У Чарлза возникло ощущение, что он сжигает за собой мосты, делясь с ней своими тайными мыслями. Он не хотел быть ее советником, другом; он хотел быть ее любовником и наслаждаться всеми радостями интимной близости. Он отпустил ее руку и встал. Поправив жилет и кружевные манжеты, взглянул на ее обращенное к нему лицо.

— Я не священник, а ты не на исповеди. Если тебе нужен совет, поищи кого-нибудь другого. Мне неприятны твои циничные взгляды на брак.

Он помог ей подняться. Она поправила юбки.

— Ты забыл, что сам начал этот разговор? — сердито проворчала она.

— Я не хотел выступать в роли советника, но ты обратилась ко мне. Вспомни, сначала я не хотел говорить об этом.

Она хмуро смотрела на него.

— Нет… Ты очень быстро попытался меня совратить. Так же, как и другие мужчины. Хотя ты заявляешь, что любовь — главное, не отличаешься от остальных и нападаешь на меня против моей воли.

Он поклонился.

— Сожалею о своем необдуманном поступке. Извини, если оскорбил тебя, но на твоем месте я бы не судил меня так строго. Мою страстность можно воспринять как комплимент, если отбросить твое праведное негодование.

Она долго смотрела на него, словно стараясь заглянуть ему в душу. Сердце его стучало, но под ее пристальным взглядом он чувствовал в груди холод и пустоту.

— Будь что будет, — вздохнула она. — Мне не нужно твое пылкое внимание. Наш союз невозможен, Чарлз, и я хочу, чтобы ты помнил об этом.

Что-то умерло в его душе, его сердце готово было остановиться. Оно нерешительно стукнуло еще раз, но затем ровно забилось.

— Я не забуду.

Они вместе вернулись к гостям, и Ник подозрительно оглядел их.

— Я ждал, что ты принесешь вина, дружище.

— Да… я забыл, но это легко исправить.

Чарлз спустился к реке и вытащил из воды бутылку вина, холодную как сердце Маргерит. К черту всех женщин, да провалятся все они в преисподнюю! Ему повезло, что за эти годы он не попал в сети ни одной из них. В возможностях не было недостатка, но его сердце уже принадлежало Маргерит. Идиот! Надо быть последним дураком, чтобы любить женщину, которая никогда не будет принадлежать тебе. Она права: он безмозглый романтик.