После суда и исключения из вуза мажор распускает среди студентов слух, что этот треклятый нож все-таки украл его бывший друг, а потом испугался и выбросил во двор. Что делать, мозги-то деревенские! Так в институте после девушки намечается еще один отверженный. Над ним и до того посмеивались, потому что институт элитный и явно не по рангу «деревне». Собственно, он и держался-то в нем благодаря своему другу и соседу по комнате, который во всем ему помогал, защищал от насмешек однокурсников и возможного отчисления за неуспеваемость. И вот все это рушится в одночасье, и парень остается голым и беззащитным. Не зная за собой никакой вины, «деревня» окрысился и стал на курсе уже настоящим изгоем.

И тогда его приглашает на беседу одна серьезная контора. Ему намекают, что история с ножом им известна. «Я его не крал!» – чуть не со слезами доказывает парень. «Это не имеет значения, – объясняют ему. – Значение имеет общая гнилая атмосфера в вашем вузе. История с ножом просто ее проявила, а вас выбрали в качестве жертвы, потому что вы – деревенский парень и не заражены этой гнильцой. Вы чувствуете на себе эту ненависть прогнившей золотой молодежи? Она же люто ненавидит советскую власть, хотя и кормится от нее, от таких, как вы, как ваши родители…» Ну и так далее.

И парень соглашается на сотрудничество. О его стукачестве в институте, конечно, узнают. Стукачей быстро вычисляли и презирали на любом уровне, от студентов до преподавателей и даже начальства. Парня несколько раз бьют, тонко издеваются на зачетах и экзаменах, но оценки ставят правильные, потому что у него появились другие, более могущественные покровители. Однако жизни его не пожелаешь и врагу. Парень заканчивает институт, который он ненавидит… А потом приходят иные времена и другая мораль.

Самое любопытное в этой истории – мораль.

Кто виноват? Вор? Нисколько. Каждый может оказаться в ситуации, когда ты совершаешь непреднамеренное действие, а потом не можешь выпутаться из психологической ловушки, в которую попал. Самоубийца не виноват в том, что влюбился в первую красавицу курса, а она не виновата в том, что не разделила чувств некрасивого, неумного парня и мечтала о более достойном ухажере. Ее отец не виноват в том, что с дочкой случилась такая беда и он не вынес семейного испытания, потому что очень любил свою работу. Студенты и студентки не виноваты в том, что не проявили должного понимания и милосердия, – эти качества приобретаются с возрастом, если вообще приобретаются. Папаша мажора не виноват в том, что баловал своего сына, потому что это был единственный их с женой ребенок. Мажор не виноват в том, что влюбился в этот нож с первого взгляда, увидев его у спекулянта, – все мальчишки мечтают о таких красивых мужских вещах. Возможно, он виноват в том, что заподозрил своего друга, но друг действительно завидовал ему. И не только из-за ножа, а и вообще… Мажор не мог этого не чувствовать. Да, их дружба была мезальянсом, ничего не попишешь! «Деревня» не виноват в том, что он «деревня» и, видимо, сел не в свои сани, подружившись с мажором. Словом – никто ни в чем не виноват…

В этой истории есть только один непосредственный виновник. Нож. Самый обычный швейцарский нож. Таких или ему подобных в мире существует больше миллиона, но именно этот оказался в ненужное время в ненужном месте. Красивый, с перламутровой рукояткой, со стальным, острым как бритва лезвием и массой всяких выдвижных штучек в придачу. Такие красивые и удобные вещи могут делать только в удобной и красивой Швейцарии. Но Швейцария, разумеется, тоже не виновата в том, что в каких-то уголках мира ее красивые вещи могут порождать такие некрасивые истории.

Когда Игумнов прочитал рукопись романа, он обратил внимание именно на этот странный сюжет.

– Ты это сочинил или вспомнил? – спросил он.

– Я помню нож, – признался я. – Красивый был нож! А что с ним было, не помню.

– Это интересно! – сказал Слава. – Когда мы учились в Лите, у одного студента действительно украли швейцарский нож. Кто это сделал, так и не узнали. И у нас действительно повесился парень из-за несчастной любви, а девушка после этого чуть с ума не сошла. Но чтобы во дворе общежития кого-то убили… Этого не было.

Сегодня я напьюсь в хлам. Определенно.

Мой сон изменился. Я-верхний спустился на землю и соединился с я-нижним. Но это не доставило мне радости…

Во-первых, я почувствовал телесную тяжесть, которую испытывает каждый земной человек, даже если перестал ее замечать. Тяжесть усиливалась абалаковским[3] рюкзаком, висевшим за плечами, вернее, лежавшим на спине, потому что я тропил глубокий снег, согнувшись под углом девяносто градусов, и, как бык на корриде, бодал лбом казавшийся таким близким перевал. Временами я поднимал на него взгляд, но почти ничего не различал, потому что глаза заливал пот. Во-вторых, воссоединение оказалось совершенно бессмысленным, поскольку я тотчас забыл о его главной цели. Ангел-хранитель из меня вышел, прямо скажем, хреновый. Мне не только не пришло в голову, что надо немедленно остановиться и повернуть назад, но я с удвоенной силой рванул вперед. Перевал был так близок!

Конечно, я знал, что это может быть обманом зрения. Нет ничего на свете обманчивей гор. То, что в горах видится близким, вдруг окажется так далеко! Цель, до которой, ты уверен, рукой подать, может быть на расстоянии даже не одного, а двух дней пути.

И еще. Спустившись вниз, я понял, что я здесь не один. За мной шли еще пять человек. Я знал, кто они, знал каждого в лицо, знал их характеры, их слабые и сильные стороны в походе. Но сейчас это не имело для меня никакого значения, потому что их задача была просто тупо следовать за мной. Это я нашел перевал! Я разгадал этот ребус, который не смог разгадать руководитель первой группы.

Просыпаюсь от того, что трудно дышать. Пытаюсь нащупать Лизу, но не могу даже пошевелить рукой – она упирается в какую-то мягкую стену. В страхе пытаюсь поднять голову – и тоже не могу, передо мной все та же стена. Вскрикиваю и тотчас понимаю: я просто лежу на животе. Что было вчера?

Встаю с кровати. Странно, похмелья сегодня нет совсем, чувствую себя совершенно здоровым.

Из гостиной слышится:

Это что-то новенькое! Одеваюсь и выхожу. Вика поет и танцует с Лизой. Держит ее одной рукой под задницу, другой – за правую лапу. Та отвела острую мордочку в сторону, зажмурила глазки и ловит кайф. Тоже мне, Наташа Ростова!

Вика необычно одета. На ней шикарная бежевая юбка с разрезом и белая блузка без пуговиц, запахнутая на груди. Я не разбираюсь в женской одежде, но это что-то модельное и недешевое.