— Как можно не вписаться в поворот на вертолете? — с искренним удивлением воскликнул крылатый конь, — Ты в лабиринте, что ли, летал?

— Представь себе, да! Разыскивал этого пропавшего бельчонка. Ариса тогда чуть с ума не сошла от горя — это был ее единственный сын. А остальные вертолеты числятся на балансе Магического Университета.

— Аристократы! — Дан брезгливо сморщился, — Не слишком ли большая роскошь — в командировку летать на казенных машинах? То ли дело раньше — и коврами-самолетами не гнушались, а теперь, видите ли, вертолеты им подавай, а старые добрые транспортные средства, стало быть, прошлый век?

— Ну на чем же им летать? У них же нет крылатых коней, — Ротсен примирительно потрепал Даниту по холке, — Мне очень нужна твоя помощь, Дан. Я должен поговорить с Трейнс. Если кто-то и может объяснить, что происходит, то только она.

— Ладно. Полетели, стало быть, — буркнул Дан.

Одним прыжком Ротсен вскочил в седло, и крылатый конь взмыл в небо.

* * *

Драконьей скалой звалась гора, вершина которой состояла из нескольких кривых, как крючья, пиков, издали она была похожа на лапу дракона с загнутыми когтями, стремящегося схватить жертву. Именно здесь, в пещере у подножия горы, жила Трейнс — огромная, огненно-красная саламандра. У нее был сложный характер, длинный хвост и две головы с двумя парами черных проницательных глаз и острыми языками, способными ответить на любой вопрос.

Трейнс была, пожалуй, самым древним существом всех времен и миров: говорили, что она самолично присутствовала при рождении Вселенной. За долгие годы жизни она повидала немало, и, в конце концов, стала очень мудрой. Кроме того, Трейнс обладала даром предвидения. Днем и ночью к ней приходили спросить совета, узнать правду, или просто проконсультироваться по какому-либо вопросу, а иногда с подобострастной улыбкой просили предсказать им будущее. В конце концов ей это так надоело, что в один прекрасный день она исчезла. Ее искали, но безуспешно. Мудрая саламандра решила навсегда распрощаться с суетой, и, уединившись в пещере на краю света, стала вести жизнь отшельницы. Долгое время никто не мог найти дорогу к ее пещере, хотя не один храбрец пытался отыскать ее.

Когда Ротсен много равноденствий назад нашел пещеру в Драконьей скале, он еще не был главой Совета, он даже не был Высшим. Но ему удалось расположить строптивую саламандру к себе, так, что она согласилась общаться с ним и отвечать на его вопросы — иногда. Тогда, когда это было действительно необходимо.

Хотя крылатый конь летел быстрее ветра, до Драконьей скалы они добрались только к вечеру. Днем в пещере царил полумрак, но с наступлением сумерек там властвовала непроглядная тьма. Снаружи черное отверстие входа, с острыми шипами сталактитов и сталагмитов было похоже на разинутую пасть хищника, готового проглотить любого, кто подойдет к нему слишком близко. Из пещеры шел желто-оранжевый пар.

Ротсен отлично видел в темноте и был здесь не один раз, но сейчас даже он почувствовал что-то похожее на религиозный трепет.

Когда он вошел в пещеру, Трейнс лежала на камнях, отдыхая после ужина. Хвост она опустила в ледяную воду подземного озера — это помогало собраться с мыслями и сконцентрироваться на главном. Все четыре глаза ее были полуприкрыты, отчего у неискушенного наблюдателя могло сложиться впечатление, что саламандра спит.

Но Ротсен знал, что у старушки Трейнс отличный слух. Поэтому на расстоянии десяти шагов он остановился и почтительно опустился на одно колено, склонившись в вежливом поклоне.

Трейнс нехотя приоткрыла один глаз и проворчала:

— Что привело тебя ко мне на этот раз, о Высший?

Ротсен поднял голову и протянул ей спектралайзер.

— Вот это.

В круглом стекле прибора темнело размытое изображение недавней бури — на небо со всех сторон надвигались фиолетовые грозовые тучи, сверкала молния, порывистый ветер пригибал высокие деревья к самой земле.

С минуту Старейшина молча рассматривала прибор, запечатлевший стихию. Потом лениво поднялась с земли и, переваливаясь с боку на бок, заковыляла к большому плоскому камню, служившему ей ложем. Устроившись поудобнее, она устремила на главу Совета Высших свой пронзительный немигающий взгляд.

— Ты знаешь, что это значит, — наконец сказала она.

— Но как такое могло произойти? — воскликнул Ротсен. — Ведь ты буквально вчера смотрела линии Судьбы, и не видела никаких, абсолютно никаких препятствий!

— Линии Судьбы изменились, потому что изменилось положение вещей. Кто-то пытается вам помешать.

— Скорпиус, — прошептал Ротсен.

— На этот раз — его слуга.

— Слуга?! Но все его приспешники давным-давно отреклись от своего хозяина! Кто он? Откуда он взялся?

Вместо ответа саламандра выпустила из ноздрей четыре тонкие струйки дыма.

— Откуда появляется добро и зло? Ниоткуда. Оно всегда было, есть и будет. Когда-то Скорпиус позаботился о том, чтобы в мире повсюду были посеяны семена зла. И иногда эти семена прорастают — когда падают на благодатную почву. Эриус не был рожден злодеем. Он стал таким. И в этом не виноват никто — только он сам. Он сам выбрал свой путь. Вообще-то, он даже не из нашего мира. Сюда он попал благодаря Скорпиусу.

Трейнс замолчала, тяжело дыша, словно эта речь отняла у нее последние силы.

— Эриус?

— Да. Так его зовут. Он принимает облик огромного черного орла. Там Эриус был человеком. Но, попадая в наш мир, каждый проявляет свою истинную сущность, и рано или поздно внешность делается соответствующей внутреннему содержанию. Впрочем, он может принимать человеческое обличье, но ненадолго.

— Почему?

— В нем слишком много деструктивной энергии. Эта энергия не дает ему удержаться от перевоплощения. Так что он, можно сказать, пленник самого себя.

Она царапнула морщинистой лапой по камню и продолжала:

— Эриус мечтает избавиться от этого облика, который ненавидит. Но помочь ему в этом может только Скорпиус. И он уничтожит любого, кто встанет на его пути.

Ротсен в отчаянии ударил кулаком по стене. Несколько летучих мышей с испуганным писком сорвались с места и, хлопая крыльями, улетели в ночную мглу.

— Я так и знал, — воскликнул он, — Что обязательно появится кто-то, кто будет мешать нам! Почему, объясни мне, почему в жизни нельзя без этого?!

Со сводчатого потолка пещеры мерно падали крупные капли воды, просачивающейся между камней. Их стук был похож на тиканье метронома. Саламандра тряхнула головами и неуклюже поднялась на задние лапы.

— Тише, не пугай моих мышей. Успокойся. Я думаю, мальчик справится. Вот, держи, — она подошла к расщелине в скале и вытащила оттуда длинное алое перо, отливавшее золотом. Во мраке пещеры перо светилось — не изнутри, а так, словно на него падал свет