– Иди жалей свой цирк. – Я толкнула ее к двери. – Ничего со мной не будет, не волнуйся. Звонить обещаю каждый день.

Я едва успела собраться, как на пороге уже топтался Дим. Он, видимо, понял, что особой популярностью у Светки не пользуется, так как быстренько подхватил сумки, меня и потопал к выходу. Однако я заметила, что с Ромилем они общались очень дружественно и Дим успел сунуть ему какой-то диск со словами:

– Это свежачок. Никаких шансов, что твои суслики прорвутся.

Тот благодарно заулыбался, и у меня просто дух захватило – парень словно сошел с картинки модного журнала. Благодаря смуглой коже, пристрастию к белым рубашкам и футболкам и постоянной легкой небритости, он немного напоминал мне рекламу Кельвина Кляйна – такой весь в черно-белых тонах, очень просто, неизменно стильно и сексуально.

– Удивляюсь, как тебя Светка раньше не выгнала, – хмыкнул Дим, когда мы шли к метро.

– Почему это она должна была меня выгнать?

– Ты бы видела, какими глазами ты таращилась на ее мужа! Только что слюни не текли.

– Хорош гнать! Ничего подобного!

– Хо-хо!

– Дурак ты, и все! Ромиль, между прочим, очень красивый парень, даже ты мог бы это заметить…

– Он не в моем вкусе, – буркнул негодяй.

– …поэтому смотреть на него приятно, не то что на некоторых.

– И кто же это у нас сегодня так неприятен для глазок твоих, с утра опухших?

– Ах ты... ты... Я плакала! Мы со Светкой расстроились, что мне придется съезжать! А ты чурбан бессердечный! И ботинки у тебя грязные! А на свитере петля поехала.

– Ну и что? Зато он теплый.

Некоторое время мы продвигались к цели в молчании, которое прерывалось только необходимыми репликами типа «не лезь под машину» и «достань у меня из кармана карточку на метро. Не в этом, в заднем».

– Кто носит карточки на метро в задних карманах джинсов?

– Я ношу. Они там меньше мнутся, чем в боковых.

– А в куртку нельзя положить?

– А где твоя карточка, тетенька воспитательница?

– В сумочке!

– Ага, значит, я могу пойти покурить.

– В смысле?

– Пока ты будешь там копаться, пройдет уйма времени.

И все в таком духе.

Кстати, в метро у меня случился некоторый шок. Пока я копалась в сумочке, у турникетов нарисовалась группа молодых людей хипповато-немытого вида: плетеные фенечки на руках и тощих шеях, длинные немытые волосы, гитара в рюкзаке у одного из парней. Они подошли к женщине в униформе и принялись канючить, что у них нет денег и не могла бы она их, Христа ради, пропустить просто так?

Тетка раннего пенсионного возраста с утра пребывала в настроении боевого слона, в субботу утром народу было немного, и она, видимо, решила оттянуться по полной. Поправив на голове вязаный берет, а на могучей груди значок, тетка завела:

– Ах вы, проходимцы, тунеядцы! Бесплатно они хотят ехать! Денег у них нет! Работать надо, а не таскаться по улицам с утра пораньше с гитаркой и девками.

Молодые люди смиренно молчали. Тот, что стоял первым, тощий, долговязый парень в низко надвинутой на лоб трикотажной шапочке и кожаной куртке со множеством значков, опять жалобно протянул:

– Христа ради...

– Они еще имя Божие всуе поминают, ироды! Вот вам отольется! Бог, он все видит.

– Да ладно вам, тетенька, мы люди праведные, и Боженька нас любит, – протянула одна из девчонок.

– То-то оно и видно, – ехидно ухмыльнулась бабка.

– Не верите? – спросил парень. – А вот смотрите.

Он сделал шаг вперед, сложил ладошки молитвенным жестом и, возведя очи горе, прочувствованно произнес:

– Господи, пропусти без билета. Пожалуйста, – и поклонился в пояс турникету.

Автомат вдруг мигнул красным кружком и переключился на зеленый. Парень вежливо сказал «спасибо» и спокойно прошел через турникет. Остальная компания тихонько просочилась на халяву за спиной тетки, которая впала в транс и, открыв рот, таращилась вслед парню. Потом она начала мелко креститься и шептать «Свят, свят»... Граждане, не озабоченные этическими и нравственными нормами, организовали за ее спиной небольшой ручеек, который мирно тек в метро абсолютно бесплатно. Дим, тихо похрюкивая от смеха, подхватил меня под руку, сунул в автомат свою карточку и пропихнул меня внутрь. Потом прошел сам. Уже на эскалаторе я подняла на него глаза и потрясенно спросила:

– Как это могло быть?

Веселящийся программер попытался втянуть щеки и придать лицу задумчивый вид.

– Ну, – начал он. – Говорят, если регулярно медитировать и поститься, а еще слушаться старших... Вот если ты меня станешь слушаться, я тебя тоже такому научу.

От такого хамства я несколько пришла в себя и, пользуясь тем, что руки милого заняты багажом, ущипнула его за живот. Дим задергался и зашипел. Тогда я, садистски улыбаясь, взялась за «молнию» на его джинсах.

– Эй, ты что, обалдела?

– Я хочу еще раз послушать тот пассаж про послушание.

– Ладно-ладно, перестань, я все скажу! Танька, прекрати!

Он с тоской смотрел на приближающийся конец эскалатора и понимал, что, если поставит сумки, они неминуемо попадут в зубцы и застопорят движение. Пальцы мои скользнули за «молнию», и программер замолчал, он только сопел и сверкал на меня глазами. Хмыкнув, я быстро застегнула все обратно. За время нашего недолгого путешествия вниз по лесенке-чудесенке и моих экзерсисов с «молнией» кое-что успело существенно увеличиться в размерах, поэтому, когда я дернула «молнию» вверх, Дим охнул, словно ему дали под дых, и в таком полусогнутом положении сполз с эскалатора. Оказавшись в вагоне, он быстро бросил чемодан на пол и сказал:

– Ну ты и зараза!

Я расслышала в голосе теплые нотки и улыбнулась. Потом вспомнила, с чего-таки все началось.

– Слушай, а как же тот парень прошел через турникет?

Дим хмыкнул:

– Угадай.

Ах ты, гад! Я нежно улыбнулась, придвинулась вплотную и опустила руку вниз. Сообразив, что я собираюсь повторить фокус с «молнией», Дим вжался в стенку и быстро отрапортовал:

– У него билет был за отворотом шапочки. Кланяясь, он просто поднес его к автомату.

Ну почему я такая дура? Видела ведь сто раз, как люди прикладывают к сенсору на турникете сумку или карман куртки. Но ведь все равно не сообразила. Наверное, во всем виновата женская готовность поверить в чудо.

К новому месту моего обитания мы прибыли уже вполне помирившимися. Дом оказался неподалеку от метро, подъезд с домофоном и довольно чистый. Мы поднялись на третий этаж, дверь открыла пожилая сухопарая тетка с крашеной химией и острым носом. На тетке красовался ярко-розовый халат и в тон ему тапки с помпонами.