с белыми расистами, так и с возмущенными чернокожими. Вскоре он обнаружил, что злится на людей по обе стороны спора, но быстро об этом пожалел: «Я знал, что это не способ решить проблему. “Ты не должен копить в себе злость, – упрекал я себя. – Ты должен быть готов терпеть гнев оппонента, но не отвечать на гнев. Ты не должен ожесточаться. Независимо от того, насколько эмоциональны твои оппоненты, ты должен сохранять спокойствие”» (40).

Многие из тех, кто участвует в сегодняшних движениях за социальные перемены, приравнивают страсть к гневу: если вас действительно волнует несправедливость, вы будете из-за этого злиться. Они могут продолжить, объясняя, почему гнев является эффективным инструментом в борьбе за справедливость: он нас мотивирует, а публично выраженный праведный гнев привлекает внимание людей, которых мы пытаемся убедить.

Возможно, и так, но, как мы узнали от стоиков, гнев – это палка о двух концах: гнев не только мотивирует нас, но и способен нас истощить, а это означает, что у нас может закончиться энергия, прежде чем мы выиграем нашу битву. Кроме того, выражаемый нами гнев часто вызывает злость у тех, кто находится по другую сторону баррикад. Они ужесточают свою позицию, что снижает вероятность компромисса. Мы живем в мире, где изменения обычно происходят постепенно, а значит, праведный гнев по поводу некой проблемы может лишь замедлить прогресс в ее решении. И, наконец, мы знаем, что гнев способен затуманивать наши суждения, заставляя совершать глупые поступки и заслоняя возможные решения стоящего перед нами вопроса.

Многие социальные реформаторы настолько серьезно относятся к своему делу, что для достижения своих целей готовы пойти на личные жертвы. Позволяя себе злиться, они явно приносят жертвы; гнев, как я уже сказал, несовместим с радостью. В то же время подобные жертвы могут и не способствовать достижению ими своих целей; на самом деле это может быть даже контрпродуктивным. Поэтому мудро поступают социальные реформаторы, идущие по стопам Ганди и Кинга и сохраняющие спокойствие, упорно работая над осуществлением перемен.

Я знал, что это не способ решить проблему. «Ты не должен копить в себе злость, – упрекал я себя. – Ты должен быть готов терпеть гнев оппонента, но не отвечать на гнев. Ты не должен ожесточаться. Независимо от того, насколько эмоциональны твои оппоненты, ты должен сохранять спокойствие».

Мы достаточно поговорили о гневе как реакции на жизненные трудности. А как насчет печали? Если кто-то из ваших близких умирает, горе – естественная реакция. Более того, согласно Кюблер-Росс, горе – это психологически адекватная реакция на личную потерю. Это объясняется тем, что, подавляя свое горе, мы увеличиваем наши шансы испытать серьезные психические расстройства в будущем. Однако теория горя Кюблер-Росс подверглась сомнению. Психолог Роберт Дж. Кастенбаум, например, утверждал, что ее выводы недостаточно подтверждены эмпирическими данными (41). Кроме того, даже если Кюблер-Росс и продемонстрировала существование пяти стадий горя, это оставляет открытым вопрос о том, является ли попытка пройти через все эти стадии лучшим способом справиться с горем.

Джордж Бонанно, клинический психолог Колумбийского университета, утверждает, что мы гораздо более стойки, чем нас пытаются убедить люди, подобные Кюблер-Росс, и поэтому для того, чтобы справиться с утратой, гораздо меньше нуждаемся в помощи, которую рекомендуют (и которой неплохо зарабатывают) многие психологи. В самом деле его исследование показывает не только то, что большинство людей, предоставленных самим себе, смогут оправиться от личной утраты, но также и то, что психологическое консультирование способно усугубить ситуацию (42). Одно из его предположений состоит в том, что такое консультирование непреднамеренно подрывает жизнестойкость людей.

Представьте себе смерть любимого человека. Сенека признает, что после подобной утраты горе уместно, говоря, что «…природа отчасти от нас требует скорби», но добавляет, что «чаще мы омрачаемся беспричинно» (43). Здесь он имеет в виду тех, кто выставляет свое горе напоказ, стремясь продемонстрировать свои чувства. Стоики сознавали также, что в некоторых случаях боль, испытываемая человеком после смерти близкого, в большей степени вызвана чувством вины, чем чувством горя. Предположим, к примеру, что из-за того, что муж воспринимал свою жену (пока та была жива) как данность, он не уделял ей столько внимания, сколько она заслуживала. Теперь же, когда ее не стало, он уже не может ничего исправить, и от этой мысли ему становится плохо.

Наши любимые с нами не навсегда – как минимум их общества лишит нас наша собственная смерть. Поэтому стоики рекомендуют нам периодически напоминать себе, как прекрасно, что люди, которых мы любим, в настоящее время являются частью нашей жизни. В любой момент может случиться что-то такое, что лишит нас их общества, но пока этого не произошло, разве мы не счастливчики?

Займитесь подобным, по выражению стоиков, «памятованием смерти», и вы в полной мере оцените существование тех, кто вам дорог, а ваша любовь будет важным фактором их жизни. Поэтому, когда их не станет, мы не будем ощущать настолько острой потребности горевать об их кончине. По крайней мере, мы не будем сожалеть о том, что мы могли и должны были сделать, пока они были живы, поскольку мы, вероятно, все это делали. Следует напомнить, что такие медитации не только не являются зловещими, но, напротив, представляют собой поистине жизнеутверждающие упражнения.

Если бы мы предоставили стоику список пяти стадий горя по Кюблер-Росс, он бы пропустил первые четыре стадии – отрицание, гнев, торг и депрессию – и сразу перешел бы к пятой стадии – принятию. Стоик добавил бы, что, поскольку воскрешение мертвых не в наших силах, мы зря тратим время, чрезмерно оплакивая их кончину. Насколько это возможно, мы должны просто смириться с их смертью, а затем продолжать жизнь.

Глава 9. Применение стратегии стоического испытания

На предыдущих страницах мы убедились, что наша интерпретация события подобна обрамлению картины. Поместите полотно Рембрандта в одну раму, и оно будет выглядеть ужасно; замените ее на другую, и оно предстанет во всей красе. То же самое относится и к переживаемым нами бедам. Поместите неприятность в одну психологическую рамку, и вы сочтете ее огорчительной; вставьте ее в другую, и, к своему большому удивлению, вы обнаружите, что выход из этого затруднительного положения доставляет вам удовольствие.

Мы также убедились, что, когда сталкиваемся с невзгодами, в дело вступает наше подсознание. Оно пытается понять, что происходит, создавая рамки для данной неудачи. Несмотря на то что у него есть множество рамок на выбор, оно склонно отдавать предпочтение той, что я назвал рамкой обвинения: она предполагает, что с вами поступили несправедливо