Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осталось 11 дней
В музей Виктории и Альберта мы поехали с раннего утра. Мириам была с родителями в отеле. Нам сказали, что они планировали уехать сразу же, как получат разрешение на выезд из страны. Все остальные решили остаться в Лондоне до конца программы. Будто договорившись заранее, никто не упоминал в разговорах Коннора с Мириам. Казалось, они никогда и не были частью нашей группы, словно все шло по плану. Как нельзя кстати помог тот факт, что они были в паре и нам не пришлось перегруппировываться.
Я отправила сообщение Мириам, собираясь узнать больше, перед тем как она уедет, но ответа пока не получила. Она не избегала меня, убеждала я саму себя, и наверняка просто была занята с родителями. Но я не знала даже, предостерегала ли она меня тогда или угрожала, и мне хотелось добиться ответа.
Музей оказался похож на ящик с хламом, собранным по всей Англии. Кладовка размером в пару тысяч квадратных километров. Десятки галерей с посудой и керамикой всех эпох и стилей; комнаты с коллекциями ключей; статуи под лестницами, будто у работников музея закончилось место для них; античная одежда на безликих манекенах; ковры и гобелены; даже огромная кровать, тоже известная по какой-то причине, которую я уже забыла.
Сначала все казалось поразительным. Я прижималась к витринам, читая крохотные подписи для безделушек. Мы с Алексом по очереди показывали друг другу различные артефакты, но через час все начало смешиваться. Одно из приложений на телефоне Джамала предлагало историю для каждой вещи в музее. Это было чересчур – как античная версия бесконечной Икеи. У меня начинала болеть голова, мой мозг будто бы пытался убежать от такого потока информации. Я еле волочила ноги. Судя по помятой карте у меня в руке, нам предстоял еще долгий путь, пока мы не увидим все, что задумала Таша.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – Алекс заметил, что я отстала.
– Не особо, – признала я.
– Ты выглядишь бледной, – обеспокоенно сказала Софи, нахмурив брови.
Алекс отвел меня к скамейке посередине зала.
– Хочешь пить?
– Нет, просто голова болит. Последние пару ночей я плохо сплю.
Это было преуменьшением. Я вскакивала из-за кошмаров с участием Коннора в предрассветные часы и не могла больше уснуть. Или ходила кругами по комнате, даже не зная, сплю я или бодрствую.
– У меня есть обезболивающее. – Софи начала рыться в сумке, передавая вещи Джамалу, чтобы было проще искать. Тот удивленно смотрел на растущую гору предметов в своих руках.
– Есть ли что-то, чего нет в твоей сумочке?
– Не-а, – взглянула на него Софи. – Я готова ко всему: есть пластыри и даже противорвотное. – Она залезла глубже в сумку и вытащила оттуда маленькую баночку. – Бинго!
– Спасибо, – улыбнулась я и взяла у нее таблетки.
– Знаешь, англичане говорят, что чашка чая помогает от любых проблем. Иди в кафе и закажи себе порцию побольше, а мы присоединимся к тебе, как только закончим со всеми заданиями от Таши. – Алекс указал на список, в котором мы отмечали найденные экспонаты.
– Уверен? Тебе же самому придется все это делать.
– Как часто парню с моим телосложением удается почувствовать себя супергероем? – Он шутливо указал на свое худое тело. – Плюс ты будешь мне признательна и потом отблагодаришь чем-нибудь. – Он многозначительно пошевелил бровями, и я засмеялась, чувствуя, как краснеют щеки.
Джамал захохотал и дал пять Алексу.
– Отлично придумал, чувак.
Софи покачала головой, укладывая вещи обратно в сумку.
– Чай действительно помогает от головной боли, там есть кофеин. – Она махнула рукой в сторону выхода. – Я прослежу, чтобы группа не уехала без тебя.
– Иди в кафе, расслабься за чаем, – сказал Алекс.
– Ну, если ты уверен, – ответила я, вставая со скамейки.
– Прекрати мешать мне проявлять галантность.
Я благодарно сжала его ладонь в своей, помахала Джамалу и Софи и направилась обратно на первый этаж. Я замешкалась в дверях кафе: ожидала увидеть стерильный кафетерий, но все было роскошным, как на съемках «Аббатства Даунтон». Украшенные колонны поддерживали невозможно высокий черепичный потолок, скос которого плавно переходил в витражные окна.
Хостес провела меня к маленькому столику около стены, и я заказала себе Эрл Грей и пирожное. Затем села поудобнее и положила руки на мраморный стол, чувствуя, как напряжение в шее постепенно уходит.
Это было одно из тех мест, которых я обычно избегала. Я пошла этим в папу – мы оба любили минималистичные, просторные и не захламленные места, где у всего было свое предназначение. И больше всего я любила лабораторию у нас в школе. А еще химический запах – металла и серы.
Мама была нашей полной противоположностью. Она описывала свой стиль как «парижский шик», что я переводила как «избыток хлама». Она обожала горы и горы диванных подушек с шершавыми тканями и кучей бисера. Ее коллекции забивали книжные полки и ютились на столах: стеклянные бутылки множества оттенков розового, крошечные керамические птицы, вазы, винтажные фотокамеры и любые другие легко разбивающиеся штуковины. Я всегда передвигалась по своему дому с большой осторожностью и жила в постоянном страхе, что врежусь в шаткий столик и собью с него все фарфоровые сервизы на пол. Учитывая мою неловкость, это было очень даже вероятно.
Но здесь, казалось, все по-другому. В этом кафе все было светлым и красочным, а все вещи имели свое назначение. Высокий потолок, например, не только пропускал свет, но и позволял дышать легче. Пара, сидящая рядом со мной, встала, оставив на столе свежий выпуск Times. Как только они скрылись из виду, я быстро забрала его себе.
Я почувствовала, как тело расслабляется. Прекрасное кафе, горячий чай, не особо приторное пирожное, а теперь еще и газета. Я всегда любила газеты. Знаю, их сейчас уже почти никто не читает, искать информацию в сети бесспорно легче, но в газетах я всегда находила что-то особенное. Запах чернил и тонкость страниц делали истории более хрупкими, но в то же время напечатанная информация, а не пиксели на экране, придавала прессе постоянства. Я приписывала свою любовь к газетам тому, что папа их тоже читал. По выходным он получал сразу канадскую Globe and mail и The New York Times. Он оставлял страницы раскиданными по всему дому: раздел про бизнес был сложен на кухонном столе, статьи про искусство лежали на диване в гостиной, а книжный обзор – его любимый – на прикроватной тумбочке. Мама постоянно пыталась заставить его подписаться на электронные версии этих газет, но он говорил, что не знает, о чем хочет читать, пока не перелистнет страницу.
Я прихлебывала чай, вдыхая душистый запах бергамота, и проглядывала все в газете, от статей про фермерские субсидии в Восточной Англии и политику Евросоюза в отношении иммигрантов до рецептов печеной свеклы и биографии британской кинозвезды, о которой я никогда раньше и не слышала. Удовольствие этого момента – когда не надо никуда бежать и можно сидеть с теплым чаем в фарфоровой кружке и кучей времени, чтобы погрузиться в чтение, – все это было идеальным. Перед глазами мелькали черные строчки текста, аккуратные ряды информации текли через мое сознание. Я отламывала маленькие кусочки пирожного, щедро покрытого кремом и малиновым джемом, и закидывала в рот. Головная боль испарилась. Я почувствовала, как наконец прихожу в норму и все встает на свои места.