снопов в мокрых пеленках барахтался ее грудной ребёнок. На полях в старину, случалось, и рожали. Помощь в таких случаях женщинам оказывали бабки-повитухи, которые всегда были рядом со жницами-роженицами: тоже сжинали хлеб. Бабка-повитуха прямо на полосе хлебного поля облегчала страдания роженицы лишь тем, что перерезала серпом пуповину на брюхе новорождённого. Так, на полосе во время жнитва в 1896 году родился брат моего отца дядя Семён. Пуповину от его брюха тогда обрезала серпом бабка Мавра, оказавшаяся на полосе рядом с моей бабушкой, тогда ещё совсем молодой женщиной, Анной. Семён Никанорович Зайцев вырос крепким и ладным мужиком.

В период уборки хлебов жители поймы отказывали себе в отдыхе, а нередко и в еде, особенно в ведренные дни, когда светило солнце. Другой раз за все сутки приходилось только плотно позавтракать да поужинать перед сном. Азарт и жадность на работу захватывали всех крестьян.

Жнитво в пойме проходило две-три недели. Перед молотьбой все главные зерновые сушились в ригах, где устраивались печи. Печь затапливалась в риге, снопы с зерном подвешивались на колосники-жерди под её крышей над печью и сушились сутки. Бывало, возьмёшь в руки пшеничный колосок из снопа, высушенного на риге в печи, чуть потрёшь его в руке пальцами, и все зёрнышки до единого выкрашивались из колоска.

Рядом с ригами строились крытые тока-навесы со специальным полом: земля под ними покрывалась жидкой глиной, которая засыхала и превращалась в твёрдую, как асфальт на дороге, глиняную ладонь. Те крытые тока крепко помогали пойменским крестьянам. Под крытым током на глиняном полу, словно на ладони, молоти, бывало, когда захочешь — хоть в проливные дожди, хоть в снежные вьюги в начале зимы. Но жители поймы молотьбу зерновых никогда не затягивали до «белых мух», они всегда управлялись до вывалки первого снега. Все хлебные снопы заранее привозились с полей под навесы токов, укладывались в скирды, а перед молотьбой сушились на ригах. В хлеборобском деле поймичи исстари руководствовались известным правилом: «Кончишь дело — гуляй смело». Но мологжане и шекснинцы гуляли не часто — только по праздникам. Весной, летом и осенью им для работы и световой день был короток.

Когда в какой-либо год удавалось выращивать рожь, то ее молотили цепами-приузями. На току по глиняной ладони расстилали в длинный ряд колосьями на середину сухие снопы ржи, у каждого разрезали гузовку-связку, три-четыре пары человек вставали к этому ряду с цепами, и пошла молотьба-стукотня. Во время молотьбы случались обрывы кожаных ремней на цепах, а иногда отлетал от длинной палки-рукоятки коротыш-биток, попадая в лоб кому-либо из молотильщиков. От этого на лбу вскакивала багровая шишка, которую старухи советовали пострадавшему растирать гарным «ботовым» маслом.

Пшеницу, ячмень и овёс поймичи молотили лошадями, запряжёнными в толстые деревянные катки, длиною в сажень. По центру срезов тех катков делали оси вращения, к ним крепили оглобли, в которые впрягали лошадь. Катки при движении своей тяжестью выдавливали все зёрна из высушенных на ригах колосьев. Поверху катка, у мест осей вращения, устраивалось сиденье для погонщика лошади. Молотили катками по кругу. Снопы пшеницы или ячменя выстилались вкруговую. Впряжённая в каток лошадь ходила по снопам также по кругу, и зерно при этом вымолачивалось из снопов катком и копытами лошади. Бывало, за полтора-два часа езды по хлебным снопам и лошадь, и её погонщик закружатся настолько, что когда съедут с круга и остановятся, то шарахаются в сторону, как пьяные. Молотьба пшеницы лошадью с катком была более производительной, чем приузями-цепами, большинство крестьян поймы и единолично в хозяйствах, и в колхозах старались обмолачивать её катковым способом. После молотьбы на ветру отделяли зерно от мякины, веяли деревянной лопатой. Провеянное зерно было чистым, его не сортировали, высушенное на ригах, оно, к тому же, хорошо размалывалось в муку. Мякину большими гуменными корзинами уносили домой, там вываливали во дворах, используя для подстилки скотине. Мягко было коровам и овцам полежать на мякинной подстилке, да и навоз от мякины был превосходный.

Полстолетия назад при выращивании и обработке хлебного зерна люди в пойме затрачивали много сил. Но себестоимость того трудного пуда хлеба в денежном выражении умещалась в жалкий грош. Труд прежнего земледельца не только в Молого-Шекснинской пойме, а повсеместно в России стоил недорого.

Ячмень мологжане и шекснинцы сеяли, в основном, для варки пива. Междуреченские женщины умели из ячменя с добавкой ржи варить такое пиво, что оно по цвету уподоблялось дегтю, было пенистое, а аромат и пьяность его соблазняли всех местных мужиков и заезжих в пойму людей. Выпьешь, бывало, пару глиняных кружечек, побольше чем в пол-литра каждая, и во всем теле — бодрость. Ударит оно в голову, — и ноги просятся в пляс.

С варкой пива было много возни: надо было уметь вырастить для него солод, иметь много приспособлений для выделывания. Но с этим поймичи не считались. Почти в каждом хозяйстве тамошних деревень имелись корчаги и квасницы, колосники и стыри, дробницы и разливухи-ковши. Все эти предметы изготовлялись из дерева, одни лишь пивные корчаги были глиняные. Специально для возделывания пива осенью в лесу собирали зрелый хмель.

Пиво и многое другое получалось у молого-шекснинцев добротным, потому что они были умелыми, ловкими, трудолюбивыми, знали, как рачительно вести хозяйство, как растить и обрабатывать хлеб насущный, в котором все жители поймы видели основу своей жизни.

Хлеба у нас было всегда в достатке. Междуреченцам были не страшны ни засухи, ни обильные дожди. Голода мы тоже никогда не знали. Доходили до поймы слухи, что где-то на юге России, в Поволжье, в иные годы были засухи, влекущие за собой неурожаи, что в южных местах России люди нередко даже умирали с голоду. В пойме такого явления никогда не было. Она находилась на такой широте земли, где солнце греет слабее, чем на юге России, где из-за удалённости от неё морей и океанов никогда не было обилия дождей. Пойма представляла собой ровную низменность, и она в своём роде была уникальной для всего русского северо-запада. Природные условия той низменности исключали действие на нее засух. Там грунтовые воды находились близко от поверхности земли, и в любой засушливый год влаги хватало для всех растений. Но вместе с тем в ней не было и переувлажнения почвы. Вода в деревенских колодцах в